Пять рассерженных мужей

«Но как же он любит Мархалеву?» — осенило меня (до чего я умна!).

Он ждал продолжения, я же ломала голову над задачей неразрешимой.

«Как же он меня любит, когда я и есть Мархалева? Писательница и Мархалева — приметы мои. Он любит меня, а я вижу его впервые. Похоже, и он меня не узнал. Сказать ему кто я? Обрадовать?

Ха! Ещё чего! Буду выпытывать!»

— Скажите, она красивей меня? — спросила я, чем немало Мишеля огорчила.

— Совсем нет, — нехотя ответил он. — Вы красивей и значительно.

«Вот это номер! Каких вершин с возрастом достигла моя красота. Уже я красивей себя самой. Жаль, не слышит Тамарка. Жаль, Мишеля не видит!»

— Но мы с этой Мархалевой хотя бы похожи? — женщины простят мне этот вопрос.

Мишель внимательно вгляделся в моё лицо, потом закрыл глаза, задумался и ответил:

— Нет, она старше лет на пять.

«Убью своего фотографа!» — решила я, окончательно сообразив, что Мишель один из моих поклонников-читателей.

Не могу сказать, что это открытие меня огорчило.

«Очень вовремя, — подумала я. — Мне именно этого в жизни и не хватало. Бог дал мне вволю пострадать, но и с наградой не поскупился. Ах! Что за подарок!

Мужчина!

Красавец!

Богач! Француз! Граф — не меньше!

И ко всему мой фанат и мой поклонник!

А я его кумир!

Чего ещё может женщина пожелать? Нет, мучать нельзя его, лучше откроюсь!»

И я спросила:

— А что вы мне скажете, если Мархалеву прямо сейчас вам отыщу?

Мишель растерялся, но тут же нашёлся и… в руках у него появилась роза. Белая. Благоухающая.

Я возликовала: «Боже! Как тебя благодарить?! Дай каждой русской по французу!»

— Вы фокусник? — вдыхая тонкий аромат, спросила я и тут же за него ответила: — Фокусник, конечно фокусник — факир.

Он улыбнулся и… красная роза возникла в его руке. Я рассмеялась:

— А жёлтую!

— Вот вам и жёлтая, — улыбнулся он и протянул мне жёлтую нежную розу.

— Я тоже фокусница, — торжествуя, воскликнула я. — Хотите видеть Мархалеву?

Он с жаром воскликнул:

— Хочу!

Я приказала:

— Глаза закройте!

Он послушно закрыл.

— Крабле! Крибле! Бумс! — пришлось ударить вилкой по хрустальному бокалу. — Открывайте глаза!

Мишель озадаченно уставился на меня, я же грациозно развела руками и представилась:

— Софья Адамовна Мархалева собственной персоной!

— Вы? Вы?!

И он онемел. Пришлось поспешить с доказательствами:

— Могу свой паспорт показать.

Мишель быстро оправился от неожиданности и уже глядел на меня совсем другими глазами — глазами полными любви.

— Не надо паспорт, — вдохновенно воскликнул он. — Вы сами не знаете какой груз с моего сердца только что сняли. С того момента, как встретил вас, только над этой проблемой голову и ломал.

Я удивилась:

— Над какой проблемой?

— Как душу надвое разделить.

— Зачем же делить?

— Судите сами: из далёкой Франции приехал, чтобы найти ту, которая лишила покоя. Скучными зимними вечерами в своём замке…

— Под Парижем, — вставила я.

— Да, — подтвердил Мишель, — под Парижем у камина от одиночества я страдал-страдал… до тех пор, пока одно из ваших чудных творений не попало мне в руки.

Я встрепенулась:

— Какое же?

— «Путы тоски»!

— Это вещь!

— Да! Да! Софи! С первых страниц этой книги я ощутил, что женщина, описавшая столь сильные чувства, рождена для меня. Только для меня!

— Да! Да! — восхитилась я.

Бедные китайцы. Они понять ничего не могли — благочинные европейцы вдруг на такие восторженные ноты перешли. Подумали, верно, что мы объелись лягушек.

— И вот однажды, — продолжил Мишель, — когда я в сотый раз ваш роман перечитал, когда сердце моё зашлось от одиночества и горя…

— Какого горя? — опешила я.

Мишел закатил глаза:

— Ну как же? Горевал, что нет вас у меня.

— Ах, да, -наконец поняла я, устыдившись своей бестолковости.

— Когда сердце моё зашлось от горя и не было уже сил терпеть эту глухую заунывную тоску…

«Ах, как он говорит! — восхитилась я. — Как он говорит! Хоть бери и записывай.»

А Мишель продолжал, продолжал:

— Когда душу сковал лёд одиночества и не было сил бороться за жизнь…

— Вот до чего даже дошло! — испугалась я, радуясь, что не испытала подобных ужасов со своим Евгением.

— Дошло! Дошло! — подтвердил Мишель. — Хуже скажу: руки хотел на себя наложить! И наложил бы, если бы не подвернулись вы…

— Моя книга, хотели вы сказать.

— Конечно, конечно. Ваша книга от смерти меня спасла, увела с края пропасти, вырвала из чрева преисподней… И ожил я тогда и подумал: отправлюсь в Россию и эту женщину чудную разыщу.

Заворожённая, я слушала его как Маруся: открыв рот. В волнении и трепете следила за его мыслью и, апогея с ним вместе достигнув, восторженной радостью зажглась и закричала:

— Конечно! Конечно! В Россию! Сюда! Сюда! Ко мне! Ведь нет же ничего проще!

— Э-э, нет, — охладил мой пыл Мишель. — Вот тут-то и начались настоящие сложности.

— Сложности? — встревожилась я.

— Ещё какие! Оказалось, что вас совершенно нереально найти.

— Что вы говорите?

— И утром и вечером коврик под вашей дверью топтал, надоел соседям, но ту, к которой стремился, так и не нашёл.

«О! Ужас! — подумала я. — Ужас!»

Женщины! Сидите дома! Иначе не найдёт вас парижский граф!