Пять рассерженных жён

И тут началось самое интересное: домработница вместо того, чтобы смутиться и залепетать какую-нибудь фигню в своё оправдание, фурией кинулась на меня, пытаясь отобрать этот чёртов шприц, который я крепко зажала в кулаке.

Не на ту нарвалась! Шприц я стоически не отдавала, рискуя к уже имеющимся фингалам и «фаршу» добавить новые увечья — домработница была женщина в теле. Мы схватились не на жизнь, а на смерть…

За этим занятием и застала нас Тамарка.

— Э-ээ, Мама, — сказала она. — Мама, ты уже вдрызг напилась, раз дерёшься с моей прислугой.

И в этот момент примчался растерянный Даня и истерично завопил:

— Где наш кот?! Я потерял кота!

Оказывается, что явилось для меня настоящим откровением, Даня больше Тамары любил этого кота, жизни без него своей не мыслил, не доверял кота никому и не расставался с ним ни днём ни ночью, даром что лупил беднягу смертным боем, пусть и с гуманными криками «я сделаю из тебя человека!».

Весть об утрате кота Тамарка пережила сложно, потеря Прокопыча была меньшим горем.

— Как же ты мог, чучело, потерять кота? — наступала на Даню Тамарка. — Лучше бы ты голову свою пустую потерял! Лучше бы ты…

— Я только выглянул посмотреть, кто там воет, — оправдывался Даня, видимо имея ввиду наше пение. — А потом завернул в туалет.

Даня заикался и пугливо озирался по сторонам. Он был таким трогательным, и в этой своей полосатой пижаме был похож на узника концлагеря, каковым в общем-то и являлся, но Тамарку Даня разжалобить не сумел. Она схватила его за грудки и затрясла с той страстью, с которой любила пропавшего кота.

Я пожалела Даню.

— Кот помчался в том направлении, — показала я на дверь, он действительно туда помчался.

Тамарка и Даня, охваченные единым порывом, понеслись ловить кота, а я огляделась и с удивлением обнаружила, что домработницы и след простыл.

Я обошла всю Тамаркину квартиру, заглянула в каждый закуток, но все бесполезно — домработницы нигде не было.

Тамарку я нашла в столовой. Она слезами поливала, найденного кота. Рядом Даня от нетерпения сучил ножками. Ему хотелось этого кота поскорей схватить и утащить в спальную.

Увидев меня, Тамарка отпустила кота к Дане (на моё удивление кот к нему давно уже рвался — видимо мазохист) и с укором сказала:

— Мама, ты невозможная, ну нельзя же так позорить меня. Что подумает теперь эта добропорядочная женщина? Зачем ты била её?

— Я её била? — изумилась я. — Это она меня била, потому что хотела отобрать вот это.

И я показала трофей — шприц, в котором осталось ещё несколько капель жидкости.

— Что это? — спросила Тамарка.

— Разве не видишь, это шприц, — блеснул эрудицией Даня.

— Глупцы, вас занимают не те вопросы! — возмутилась я. — Что делала эта стерва этим шприцем — вот в чем вопрос!

Тамарка и Даня удивлённо переглянулись.

— А что эта стерва делала здесь вообще? — ставя руки в бока, спросила у Дани Тамарка.

— Тома, я спал, — пятясь к двери, сообщил Даня. — Мы с котом оба спали.

— Но стерва не спала, — воскликнула я. — Она делала укол коту!

Даня и Тамарка опять переглянулись.

— Какой укол? — хором спросили они.

А Даня для надёжности этот же вопрос задал ещё и коту. Кот презрительно отвернулся, отвечать не пожелав. За него ответила я.

— Домработница проникла в ваш дом с целью покушения! — ликуя сообщила я. — Она сделала укол коту, чтобы заразить его бешенством. После этого ты, Тома, умрёшь естественной смертью, заразившись уже от любимого кота.

Даня прыснул от смеха и ушёл, а Тамарка возмущённо уставилась на меня.

— Мама, скорость, с которой появляются на свет твои идиотские версии, не вызывает к этим версиям никакого доверия и говорит лишь об одном: Мама, ты пьяна, — опрометчиво заявила Тамарка.

Я с обидой ответила:

— Эта скорость говорит лишь о моей гениальности, чего вам, бездарям, понять не дано. Ты делала коту прививку от бешенства?

— Мама, да он из дому не выходит.

— Но общается с Даней. Я бы на твоём месте сделала коту прививку.

— Меня больше волнует, что здесь делала домработница, — призналась Тамарка. — Неужели у неё шуры-муры с Даней?

— Выбрось эти глупости из головы. Я бы не позарилась на твоего Даню даже в голодный год за мешок верблюжьей колючки. Раз не веришь моей версии про бешенство, давай лучше выпьем.

— Давай, — живо отреагировала Тамарка. — Я и песенник нашла. Без бокала нет вокала!

И мы выпили, а потом запели. Потом выпили ещё и ещё. Дальше помню плохо. Помню, я рассказывала ей о какой-то своей несчастной любви, (откуда она у меня только взялась) а Тамарка жаловалась на подлую Зинку, изумляясь, как эта тюха могла её опередить. Потом я вдруг вспомнила про своего Женьку, узнав, что дело скоро пойдёт к рассвету.

— Ты знаешь, где здесь выход? — икнув, спросила я у Тамарки.

— Конечно, ведь это моя квартира, — икнув, ответила она. — Выход там же, где и вход.

— Тогда пошли, — сказала я, — со мной не пропадёшь.

И мы пошли.

Куда мы ходили, сказать не могу, думаю, не знает и Тамарка, но домой я вернулась в своём блудном махровом халате, подарке покойной бабули. Халат был надет поверх моего костюма, на ногах ничего не было, точнее ноги были босые.

Евгений глянул на меня и сказал: