Пять рассказов о Гэллегере

Гэллегер перегнулся через подоконник, да так и застыл. Ничего подобного он не ожидал. Пучок трубок, отходящих от машины, оказался невероятно эластичным. Трубки вытянулись до самого дна ямы, метров на десять, и двигались, как пылесосы на лугу. Они мелькали с такой скоростью, что Гэллегер видел лишь смазанные контуры. Выглядело это так, словно Медуза Горгона, страдающая пляской Святого Витта, заразила ею своих змей.

– Смотри, как носятся, – задумчиво сказал Нарцисс, всей своей тяжестью налегая на Гэллегера. – Вот потому и дыра. Они пожирают землю.

– Верно, – согласился конструктор, отодвигаясь от робота. – Вот только зачем? Земля… гмм. Сырье. – Он взглянул на машину, которая как раз выводила:

«…есть ли где-нибудь на свете другой такой жеребец…»

– Собранная земля попадает в бывшее помойное ведро, – рассуждал Гэллегер, внимательно глядя на машину. – А что потом? Бомбардировка электронами? Протоны, нейтроны, позитроны… жаль, не знаю, что это такое, – жалобно закончил он.

– Позитрон – это…

– Ничего не говори, – попросил Гэллегер. – Ни к чему мне лишние семантические трудности. Я хорошо знаю, что такое позитрон, только не увязываю этого с названием. Я постиг только его сущность, неизреченную, так сказать.

– Но можно выразить его протяженность, – заметил Нарцисс.

– Это не для меня. Как сказал Шалтай-Болтай, это еще вопрос, кто здесь хозяин. В моем случае это слова. От этих чертовых словечек у меня мурашки по коже бегают. Я просто не улавливаю их значения.

– Ну и глупо, – сказал робот. – «Позитрон» – слово со вполне ясным значением.

– Возможно, для тебя. А для меня в этом смысла не больше, чем в шайке парней с рыбьими хвостами и зелеными усами. Вот почему я никогда не мог понять, что творит мое подсознание. Приходится использовать символическую логику, а символы… В общем, заткнись! – потребовал вдруг Гэллегер. – Чего это ради я буду спорить с тобой о семантике?

– Ты сам начал, – сказал Нарцисс.

Гэллегер одарил робота неприязненным взглядом и вновь повернулся к загадочной машине, продолжавшей пожирать землю и петь о больнице Святого Джекоба.

– Интересно, почему она играет именно эту песню?

– Но ведь ты всегда поешь ее в пьяном виде, разве не так? Особенно в ванной.

– Мне это ничего не говорит, – буркнул Гэллегер и начал изучать машину.

Устройство работало гладко, быстро, выделяя большое количество тепла и слегка дымя. Гэллегер нашел отверстие для смазки, схватил старую масленку и капнул из нее. Дым исчез, а вместе с ним пропал слабый запах паленого.

– Из нее ничего не выходит, – сказал Гэллегер после долгой паузы.

– А там? – показал робот.

Гэллегер осмотрел быстро вращающийся диск с канавкой. Сразу за ним на гладкой поверхности трубки виднелось небольшое круглое отверстие. Однако не было заметно, чтобы из трубки что-то выходило.

– Передвинь выключатель, – сказал Гэллегер, и Нарцисс выполнил распоряжение. Отверстие закрылось – диск остановился. Тут же все прекратилось. Музыка стихла, щупальца, протянутые за окно, перестали мельтешить и сократились до своей прежней длины.

– Гмм, конечного продукта явно нет, – отметил Гэллегер. – Машина пожирает землю и целиком усваивает ее. Это не имеет смысла.

– Не имеет смысла?

– Естественно. В земле присутствуют различные элементы: кислород, азот… Под Нью-Йорком есть гранит, значит, есть и алюминий, натрий, кремний… много всякого. Ни один вид физических или химических реакций не объясняет такого эффекта.

– Значит, машина должна что-то производить?

– Разумеется, – сказал Гэллегер. – Я был бы гораздо спокойнее, если бы она что-то производила. Хотя бы грязь.

– А музыка? – обратил его внимание Нарцисс. – Конечно, если этот вой можно назвать музыкой.

– Даже мое безумное воображение отвергает подобную чушь! – с жаром возразил конструктор. – Согласен, мое подсознание слегка повернуто, но оно логично, пусть и по-своему. Оно ни за что не построило бы машину для превращения земли в музыку, даже если бы это было возможно.

– Но она же превращает, разве нет?

– Ничего подобного! Интересно, что заказал мне Хоппер? Он все время болтал что-то о заводах и зрительных залах.

– Он сейчас сам будет, – сказал Нарцисс. – У него и спросишь.

Гэллегер не ответил. Он прикинул, не потребовать ли еще пива, но передумал и вместо этого сел к органу, чтобы смешать себе путную выпивку. Потом уселся на генераторе, носившем многозначительное название «Чудовище». Разочарованный результатом, пересел на второй генератор, поменьше, по прозвищу «Тарахтелка».

Обычно Гэллегеру лучше думалось на «Тарахтелке».

Выпивка смазала его мозг, уже довольно плотно затянутый парами алкоголя. Машина без конечного продукта… земля, превращающаяся в ничто. Гмм. Материя не может исчезать, как кролик в шляпе фокусника, она должна куда-то деваться. Превращаться в энергию?

Скорее всего, нет. Машина не производила энергии. Провода и штепсели доказывали, что для работы машине требовалось электричество.

Итак…

Что «итак»?