Услышав о том, что Такаки намерен уйти, топ-менеджер стал всерьез его отговаривать. Если Такаки недоволен условиями труда, в определенной степени их можно улучшить; разве это дело — уходить из компании после стольких лет? Следует проявить терпение.
Да, сейчас ты наверняка перегружен работой, но когда проект будет завершен, твои заслуги оценят по достоинству и обязательно дадут тебе более интересное задание…
«Может быть. Но это всё-таки моя жизнь», — подумал Такаки, однако вслух этого не сказал.
Дело не в недовольстве условиями труда, ответил он. И совсем не в том,что я сейчас перегружен работой. Такаки не врал. Он просто хотел уволиться. Он прямо сказал об этом топ-менеджеру, но понимания так и не добился. Всё правильно, думал Такаки. Я даже самому себе не могу толком объяснить, что на меня нашло.
Так или иначе, после недолгого спора было решено, что Такаки уволится в конце января.
Осень вступала в свои права, воздух день ото дня становился всё прозрачнее и прохладнее. Такаки с головой ушел в свой последний проект, работа спорилась. Теперь, когда срок сдачи определился, он работал даже больше, чем раньше, выходных у него практически не было. Те редкие часы, которые Такаки проводил дома, он обычно спал как убитый. Из-за постоянного недосыпа тело переставало слушаться, его бросало в жар, каждое утро в электричке Такаки изо всех сил боролся с тошнотой. Но обо всем этом он старался думать как можно реже. На душе у него, наоборот, с каждым днем становилось всё спокойнее.
Подавая заявление об уходе, Такаки приготовился к тому, что начальство будет осложнять ему жизнь, но на деле никто и не думал его притеснять. Глава отдела пусть неуклюже, но выразил ему благодарность, а топ-менеджер с искренней заботой спрашивал, нашел ли Такаки новое место. «Такому работнику, как ты, я с радостью дам самую положительную рекомендациям, — говорил топ-менеджер. Такаки ответил вежливым отказом, сославшись на то, что желает отдохнуть.
После того, как тайфун принес в Канто холодный ветер, Такаки стал одеваться по-зимнему. Одним морозным утром он надел недавно выложенное из комода пальто, всё еще слабо отдававшее нафталином, на другой день обмотал вокруг шеи шарф, который подарила ему Мидзуно; так Такаки постепенно примерялся к зиме. Он почти ни с кем не разговаривал — и это не было ему в тягость.
Они с Мидзуно продолжали общаться — раз или два в неделю обменивались сообщениями по мобильнику. Ждать ответные письма приходилось очень долго, но Такаки говорил себе, что Мидзуно, наверное, тоже сильно занята на работе. Да и сам он отвечал далеко не сразу. Однажды Такаки осознал, что после того совместного завтрака прошло три месяца, и за это время они ни разу не увиделись.
Когда после очередного рабочего дня Такаки заходил в вагон последнего поезда линии Тюо и в изнеможении опускался на сиденье, он всякий раз тяжело вздыхал. Очень-очень тяжело.
Мчавшийся по ночному Токио опустевший поезд всегда смутно пах алкоголем и усталостью. Позади остался район Накано; слушая привычный уху стук колес, Такаки глядел на приближавшиеся огни небоскребов, и ему вдруг представилось, что он смотрит на самого себя откуда-то с высоты. Он увидел тонную светящуюся нить, которая медленно ползла K гигантскому зданию, напоминавшему надгробие.
Дует сильный ветер, и под его порывами мерцают огни города далеко внизу — совсем как звезды. А я, запертый внутри тонкой световой нити, медленно передвигаюсь по поверхности этой гигантской планеты.
Поезд прибыл на станцию Синдзюку, и Такаки, шагнув на платформу, поневоле обернулся, чтобы бросить взгляд на опустевшее сиденье. Невозможно было избавиться от ощущения, что он, смертельно уставший человек в костюме, на самом деле остался сидеть в вагоне поезда.
Такаки подумал, что до сих пор никак не может привыкнуть к Токио. Ни к скамейкам на платформе, ни к выстроившимся в линию турникетам, ни к галереям подземного торгового центра.
В декабре настал день, когда после двух лет работы проект был завершен.
К собственному удивлению, сильный чувств Такаки по этому поводу не испытал. Он ощущал только копившуюся день ото дня усталость. Сделав перерыв на чашку кофе, Такаки принялся готовиться к уходу. В этот день он опять возвращался домой последним поездом.
Сойдя на станции Синдзюку и миновав турникет, он увидел тянувшуюся к западному выходу очередь на подземную стоянку такси и вспомнил наконец, что прошедший день был пятницей. Хуже того: это была рождественская ночь. В приглушенном вокзальном гуле Такаки различил доносившуюся откуда-то тихую мелодию Jingle Bells. Он решил не брать такси и дойти до дома пешком; оставив позади подземный туннель, который вел в Западный Синдзюку, Такаки оказался в районе небоскребов.
В столь поздний час здесь, как обычно, было тихо и спокойно. Такаки шагал мимо оснований высоток. От станции к дому он всегда шел одним и тем же маршрутом. Внезапно в кармане пальто завибрировал мобилыник. Такаки остановился, сделал вдох, вынул телефон из кармана.
Это звонила Мидзуно.