Они ждали поезд на Кояму, и Акари размышляла о том, как странно стоять на платформе рядом с родителями. Кажется, они не были на вокзале втроем с того дня, как сюда переехали.
Акари до сих пор помнила, в каком отчаянии она была, когда они с мамой с пересадками добрались из Токио до И вафунэ и сошли с поезда. Папа, приехавший сюда загодя, ждал их на станции. В Ивафунэ жили его родители, и Акари в детстве уже бывала в этом поселке. Она считала его пусть тихим и приятным, но захолустьем. Поселиться туг Акари не хотела бы. Она родилась в Уцуномии, выросла в Сидзуоке, с четвертого по шестой класс ходила в младшую школу в Токио, и крошечный вокзал Ивафунэ привел ее в глубокое уныние. Акари была уверена в том, что должна жить в каком то другом месте. Ее пронзила такая сильная тоска по Токио, что на глазах выступили слезы.
— Ты, если что случится, сразу звони, — сказала мама, повторив эту фразу в сотый, наверное, раз с прошлой ночи.
Получилось так, что Акари и ее родители полюбили этот поселок. Ивафунэ стал для Акари родным местом, с которым трудно было расставаться. Улыбнувшись, она добродушно ответила:
— Всё будет хорошо. Не волнуйтесь так, мы увидимся в январе, на свадьбе. Тут холодно, шли бы вы лучше домой…
Едва она замолчала, как вдалеке раздался гудок приближавшегося по линии Рёмо состава.
После полудня поезда линии Рёмо ходили пустыми: кроме Акари в вагоне никого не было. Она взяла с собой книжку, но не смогла сосредоточиться на чтении и, подперев голову рукой, стала смотреть в окно.
За окном раскинулись рисовые поля, голые после уборки урожая. Этот сельский вид вызвал в воображении Акари образ равнины, покрытой толстым слоем снега. Полночь. Далекие редкие огоньки. Стекло, конечно же, заиндевело по краям.
…Каким же унылым и безнадежным должен был казаться ему вид за окном, подумала она. Тот человек в остановившемся на полпути поезде, тот мальчик, мучимый голодом и чувством вины за то, что он заставляет кого-то ждать, — что он видел в этом пейзаже?
…Может быть, так всё и было.
Может быть, он мысленно просил меня вернуться домой. Мальчик был очень добрым. Но я была готова прождать его сколько угодно часов. Ничего не могла с собой поделать — очень, очень хотела с ним встретиться. У меня не было и тени сомнения в том, что он обязательно приедет. Если бы я сейчас могла сказать что-нибудь этому мальчику, запертому в остановившемся поезде, думала Акари. Если бы я только могла — что бы я ему сказала?
Всё будет хорошо — та, которую ты любишь, ждет тебя.
Девочка уверена в том, что ты к ней приедешь, как уверен в этом ты сам. Твое тело будто окаменело, но постарайся расслабиться. Подумай, как вам с любимой будет хорошо. Может, вы никогда уже не встретитесь — так сохрани это чудо, которое значит для тебя так много, сохрани его в сердце, сохрани навсегда.
Тут Акари неожиданно для себя улыбнулась. И что за мысли мне приходят в слову, а? Со вчерашнего дня только и думаю, что об этом мальчике.
Видимо, причиной всему — найденное вчера письмо, решила она. За день да регистрации брака вспоминать о другом мальчике — как-то не очень честно. Правда, думала она, вряд ли мой будущий муж меня за это упрекнет. Компания, где он работал, переводила его из Такасаки в Токио, и по этому случаю они решили пожениться. У него огромное множество мелких недостатков, но я его очень сильно люблю. Кажется, он меня — тоже. Воспоминания о том мальчике — это уже важная часть меня. Как съеденная пища превращается в плоть и кровь, так и эти воспоминания стали неотделимой частые моей души.
“Пожалуйста, береги себя, Такаки-кун”, — попросила Акари, провожая взглядом плывущие за окном пейзажи.
6
Когда живешь обычной жизнью, на всём, что тебя окружает, оседает тоска.
Так подумал Такаки Тоно, щелкнув выключателем и оглядев свое жилище, озаренное флуоресцентными лампами. Как из невидимых частичек образуется пыль, так на вещах в этой квартире незаметно скопился толстый слой тоски.
Взять хоть оставшуюся в одиночестве зубную щетку в ванной. Или белую простыню, которую ты некогда выстирал и высушил ради другого человека. Или список полученных звонков в мобильном телефоне.
Как и всегда, Такаки вернулся домой на последнем поезде; развязывая галстук и вешая пиджак на вешалку, он думал о тоске.
Только вот Мидзуно сейчас наверняка приходится куда хуже, сказал он себе, достав из холодильника банку пива. Потому что Мидзуно бывала у меня дома не раз, но я ездил в ее квартиру в Нисикокубундзи куда чаще. Я очень сильно перед ней виноват. Я не хотел.
Мало того, что он продрог по пути домой, так еще и пиво холодило желудок.
Конец января.