Пять сердец Сопряжения. Том 1

ТаТерон тоже ушел. Фон Рок взглянул на присевшую в кресло у окна Изабеллу.

– Ты как?

– Я думала, будет хуже! – задумчиво ответила она. – Но я понимаю, что ты как всегда прав. Монтегю – часть нашего общего прошлого, а нас слишком многое связывает. Настолько многое, что нельзя пройти мимо, просто поздоровавшись.

Подойдя, тайшелец поцеловал ее в макушку.

– Я знал, что ты поймешь меня, но не знал – поддержишь ли! – признался он. – И это меня беспокоило.

Она взглянула на него снизу-вверх. Фон Рок нависал над ней, огромный, как скала, но его тень для нее была не угрожающей, а уютной. Планида Спасителя, почему же она никогда не желала его, как желала Монти?

– Ты знаешь, что тогда произошло между ними? – спросила она, рассчитывая, что Джей и без имен поймет, о ком идет речь. Однако сам вопрос дался ей с некоторым усилием – слишком долго был наложен обет молчания на события тех дней.

– Не знаю, – искренне ответил он. – Я пришел – а они уже сцепились: катались по полу в ярости, рыча друг на друга, как дикие звери. Я с трудом растащил их и увел Уолли, который все порывался вернуться, чтобы набить Монтегю морду. Когда я спросил Виллерфоллера, что произошло, он ответил что-то вроде: «Парень взял на себя слишком много!», и больше не сказал ни слова. С Монти я не разговаривал. А потом было не до этого…

– Да, не до этого… – эхом откликнулась Белка.

Потом кто-то огромный макнул вселенную в серую краску, и для Изабеллы все потеряло смысл. Очень и очень долго она училась заново различать цвета и понимать такие слова, как радость, безмятежность, желание жить.

Теплые пальцы Джея погладили ее по плечу. Он все понимал, ее командор! Изабелла молча накрыла его руку ладонью и, благодарно сжав, проговорила:

– Я еще посижу – вид из окна на реку великолепен!

– Фриммцы понимают толк в красоте, – кивнул тайшелец и пошел к выходу из комнаты. – Но я не могу восхищаться миром, в котором до сих пор отмечают Сатаниум, прости!

Проводив его взглядом, она вновь посмотрела в окно, на речное полотно, усеянное едва заметно покачивающимися на воде разноцветными фонариками. Не в ее, Белки, привычках врать себе, ведь тот, кто скрывает от себя истинные мысли и побуждения, – слаб и когда-нибудь сделает фатальную ошибку. Сколько бы она ни давала себе воображаемых подзатыльников, пришло время признать: она хочет Монти и до сих пор! После всего пережитого она была уверена, что может испытывать в его присутствии лишь боль, сожаление и ярость, но увидев его на выставке с этим непонятно-настороженным взглядом и иронично-горькой складкой у губ, в джинсах и простой рубашке, – ощутила желание такое же сильное, как и тогда, в прошлом. Наваждение по имени Демпси Монтегю, никуда не делось!

«Ты – моя женщина!» – говорил он. И она верила, отзывалась безмолвно, не в силах сказать вслух: «А ты – мой мужчина!» Казалось, ему не нужны были слова – он читал по ее глазам, и тогда страсть сплавляла их, как два сгустка металла, в драгоценный слиток, и все вокруг, кроме них двоих, ставших единым существом, переставало существовать.

Судорожно вздохнув, Изабелла встала и налила себе воды. Злясь на Монти, она часто повторяла себе: не было никакой страсти, не было единого существа, лишь сплошное притворство с его стороны!

И знала, что это неправда.

Этой ночью ей не уснуть, нет, если только не принять сильнодействующее снотворное, которое, словно экзорцист, изгонит крамольных демонов памяти…

Нужно выйти на набережную, посмотреть вблизи на фонарики!

Изабелла решительно поставила стакан с водой и отправилась в свою комнату. Переоделась в брюки, тонкую черную водолазку, и покинула номер.

Отойдя недалеко от отеля, она остановилась, опершись на парапет и заглядывая вниз – в воду, расцвеченную световыми разводами. Течение так медленно несло шары из неизвестного ей материала, что они казались недвижимыми. Синие, желтые, малиновые, голубые, оранжевые, изумрудные… В памяти что-то щелкнуло, и Белка вдруг увидела темные потолочные балки, к которым были подвешены лампадки из разноцветного стекла. Много лампадок… Огоньки внутри трепыхались от сквозняка, слышались чьи-то тихие голоса, женский смех, и все вместе давало маленькой душе ощущение огромного чуда…

Она моргнула, заставив себя отвести взгляд от волшебного зрелища. Картинка пропала, а тепло в сердце осталось. Тепло и нежная, какая-то болезненная надежда. Это все колдовской Фримм! Фримм с его струящейся архитектурой, с яркими древесными кронами, со звездами в небесах, похожими на скопления светлячков. Фримм с тягучим ароматом ночных цветов, что заставляет сердце трепетать в предвкушении страсти… Таким знакомым ароматом мужского парфюма…

Кальмеранка резко обернулась. Монтегю стоял в нескольких шагах, и морщинки в углах его рта в темноте казались резче и ироничнее.

– Уоллер скинул мне информацию о письме с ножом Карвизи, – негромко сказал он. – Если его предположения верны – ни тебе, ни Джею не стоит разгуливать в одиночку!