Читаем Пять синхронных срезов (механизм разрушения). Книга первая полностью

Аттестаты были разложены не в алфавите, как логично было бы, а почему-то в соответствии с баллом. Я была первая; мне это не понравилось. Мамы одноклассников зашептались: они все не любили меня, они ошибочно считали, что я балуюсь в классе на равных с самыми отъявленными оторвами, но достаётся мне много меньше. Странно, они как будто не знали, что мне доставалось очень сильно; даже умудрялись мне при высоких оценках ставить «неуды» по поведению.

Мама старалась скрыть от папы это печальное обстоятельство, расписываясь в моём дневнике непонятно. Дома меня почти никогда за школу не ругали. Моим родителям не нужно было постороннее мнение обо мне; они без труда сами находили во мне столько недостатков, и делали мне такие замечания, что школа спокойно могла отдыхать!..

Заранее не договорились, кто из родителей будет говорить нам напутственное слово. Пауза затянулась, мамы переглядываются, все взволнованы, у всех платочки в руках. Мы были беспокойным классом, и дорого, не бесплатно, достались нашим родителям. Они, наверное, и не чаяли, что мы когда-нибудь окончим эту школу. И вот, наконец-то мы присмирели и стоим вдоль окон спортзала ровно по линеечке. Классный повернулся к моей маме:

– Ну, может быть, коллега выручит?!

Но мамочка моя тоже расстроилась, заволновалась и только рукой махнула: второй птенчик вылетал из гнезда, гнёздышко совсем пустело, и радостного в этом было мало.

Школу выручает мой папа; он говорит нам удивительно казённые, формальные, но красивые правильные слова, и его все внимательно выслушивают. «Дорогие выпускники! От имени всех родителей я поздравляю вас с окончанием школы!.. Я желаю вам выбрать верную дорогу в жизни!.. (Ну, кто как, думаю я на всё на это спокойно, а я давно выбрала, я в Москву поеду…) Мальчикам, кого призовут в ряды Советской армии, я хочу пожелать честно выполнить свой долг перед родиной!..» Мамы мальчишек с новой силой плакать: в армию заберут!.. Мой папа только не приглашает нас работать к себе на ферму, хотя там уже совершенно некому скоро будет работать. Он слишком хорошо знает, что нам всем надо учиться. Всем очень понравилось серьёзное напутственное слово: и родителям, и учителям, много с удовольствием хлопают.

…Для чего-то, я так и не смогла понять, для чего, мальчишки под чутким руководством Николая Владимировича нарубили в лесу берёзок; да много, примерно 15, установили их в спортзале вдоль окон. Очевидно, в этом и заключалась всё же подготовка к выпускному. Нас выстроили вдоль окон же, и эти берёзки мы закрыли, красоты не вышло. Нас было очень много – 26 человек. Я мельком подумала, что учителю биологии больше пристало заботиться об охране всего живого, но не губить его на корню. Но я никак не могла додумать эту мысль до конца (сюда спокойно вплеталась почему-то Троица) и ничего не сказала: мне было некогда.

Я была в белом парчовом платье, сшитом в ателье, белые лакированные на низком каблуке туфли купили у Иры за 45 рублей. Подруги-студентки с трудом укараулили меня часа в четыре, на электрическую плойку накрутили мои косы и распустили их. Такова была мода. Путних заколок не было, принесли откуда-то пластмассовую заколку с синими цветами, немного закололи мои пышные цыганские косы.

Перед началом выпускного мне зачем-то понадобилось зайти в наш класс, я поднимаюсь на второй этаж и прохожу мимо директорского кабинета, а он открыт настежь! Наши учителя – Лидия Андреевна и Наталья Александровна – аккуратно чёрной тушью расписываются в наших аттестатах. Завуч Валентина Фёдоровна видит меня и неожиданно велит зайти.

– Куда будешь поступать? – спрашивает она меня с необъяснимой строгостью; скорее всего, по привычке.

– В Москву, в ветеринарную академию, – говорю я как-то виновато, тоном двоечницы у доски, тоже по привычке. – Никому не говорю.

Мне приходится открыть свою небольшую тайну; я вижу, что разговор носит весьма серьёзный характер. Никогда никому не говорю, что хочу учиться в Москве. Я представляю, как будут злорадствовать в деревне, если я не поступлю!!! Пусть лучше уж не знают! В основном и не знают!

– Так, какие вступительные экзамены?

Перечисляю. Уточняю: в этом году проводится эксперимент: для тех, у кого аттестат выше, чем 4,5 балла, первые два экзамена – биология и химия. Если в сумме 9 баллов, то остальные экзамены сдавать не надо.

Таким образом, кроме аттестата зрелости с очень странной четвёркой по русскому языку (за десять лет обучения в школе я сделала ровным счётом пять орфографических ошибок), мне выдали Похвальную грамоту за успехи в изучении химии. Я улучила секундочку и подсела в спортзале к классному руководителю. Помню, я объяснила ему так:

– Николай Владимирович, мне не нужна эта «Похвальная грамота», можете забрать обратно, у меня её всё равно в приёмной комиссии не примут! В ней ошибка! Смотрите! – я сую своему учителю грамоту под нос. – Здесь написано: за успехи… и примерное поведение. А у меня в аттестате «уд».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза