Пять сладких мгновений (СИ)

Старшие дочери Свободы породили эмоциональный отклик в его душе несколько позже. Делая им предложение, самец руководствовался больше практической необходимостью и в определенной степени чувством ответственности, но никак не симпатиями. Но прошло совсем немного времени, и Сумрак поймал себя на том, что привязался даже к ним — несмело, с оглядкой, будто бы, помимо своей воли, но притом закономерно и неизбежно. Он до сих пор страшился Прорвы, но теперь его к ней тянуло, и помыслить свой гарем без властной Главы, сын Грозы уже просто не мог. Что до Осени… Она давала ему возможность выплеснуть все накопившиеся при общении с остальными супругами противоречия. С ней он мог не контролировать себя, позволить себе лишнего, даже повести себя, как полный моральный урод. А потом «откатить» все назад, и вновь стать собой, и не получить осуждения, ибо таким он ей и был нужен… Осень интриговала, бросала вызов его разуму и чувствам, вызывая почтение в жизни и выводя на противоборство в постели. И за это он тоже по-своему полюбил ее.

А вот как будут складываться отношения с Полночью, судить еще было рано, но, насчет нее, у Сумрака имелось хорошее предчувствие. И, все же, не стоило ради нее нарушать обещания. Солнышко ждала своей доли внимания, и подходило время утолить ее ненасытный голод, бросив на это остатки сил.

Сперва сын Грозы немного переживал, уж не зря ли он оставил Солнышко напоследок? После четырех партнерш да при ее любвеобильности он рисковал показать себя совсем никудышным самцом. С другой стороны, отправься Сумрак к ней первой, и до остальных он бы тогда вообще мог не дойти… Впрочем, после сеанса эротического релакса с Полночью (как это назвать по-другому, воин не знал), он неожиданно преисполнился оптимизмом. Во-первых, он сберег ресурсы, а, во-вторых, возжелал более активных действий, наконец, почувствовав себя бодрым и обновленным. Мышечные боли ушли, с позвоночника как будто сняли тяжкий груз, и тело налилось энергией. Так что, очередность, все-таки, видимо, была выстроена правильно.

Нет, пожалуй, Солнышку не грозило сегодня остаться неудовлетворенной. Уже возле ее двери сын Грозы замедлил шаг и повел плечами, проверяя отклик мышц. Он был положительным, организм выказывал полную готовность к действию. В брюхе засвербило некое подобие нетерпения.

Одобрительно рыкнув сам себе, самец прибавил ходу и решительно завернул в покои супруги…

Солнышко спала. Крепко и безмятежно, повернувшись на бок и положив руки под голову. В темноте ее тело слабо светилась, окутанное плотным тепловым коконом. Покрывало, которым самка, очевидно, укрылась, засыпая, почти целиком сползло на пол, открыв взору Сумрака знакомые и волнующие контуры. Когда воин приблизился и сел подле супруги, заставив ложе прогнуться, она стрекотнула что-то нечленораздельное, и уютно зарылась в подушку. Самец усмехнулся и положил руку на бедро самки, однако даже его прикосновение не разбудило ее.

После заката заметно похолодало — судя по всему, погода настроилась меняться, и ночной влажный воздух свободно затекал в комнату через настежь открытое окно, неся с собой приятную свежесть. Возможно, именно потому младшая дочь Свободы, уставшая от предшествующей жары, и заснула так крепко.

С минуту полюбовавшись безмятежным выражением матери своего первого потомства, Сумрак решил, что его обещание пробыть с Солнышком до утра в любом случае остается в силе, и потихоньку подлег к ней со спины, уткнувшись жвалами в знакомо пахнущий загривок и обняв самку. Та завозилась и обхватила его предплечье, после чего медленно открыла глаза и обернулась. И невольно вздрогнула, увидев устремленный на нее неживой взгляд тускло мерцающего в темноте рубинового ока. Это все еще было очень непривычно.

— Моя возлюбленная супруга, я тебя испугал? — Сумрак поспешно оперся на локоть и склонился над самкой.

— Нет, что ты, я просто резко проснулась, — умиротворяюще отозвалась Солнышко и перевернувшись на спину, обвила руками шею партнера, притянув его к себе. Самец заурчал и уверенно полез сверху.

— Сразу к делу? — с охотой поддаваясь на его инициативу, промурлыкала дочь Свободы.

— А к чему тянуть? — резонно вопросил сын Грозы.