Пять столетий тайной войны

Метод Смита позволял выявлять содержание мышьяка в каждом из небольших 5-миллиметровых отрезков, на которые делили волос. Этот отрезок соответствовал примерно 15 дням жизни. Зная год, месяц и число, когда были сбриты волосы, оказалось возможным соотнести каждый отрезок с определенными датами и сопоставить с записями Маршана и других о ходе болезни Наполеона. Выявилось, что резкое обострение заболевания по времени совпадает с сильным (в несколько раз) повышением содержания мышьяка в соответствующем отрезке волоса. Считая тем самым доказанным факт постепенного отравления и даже установленными даты, когда Наполеону были даны — в пище или напитках — очередные дозы яда, Форсхувуд и его единомышленники попытались выяснить, кто же совершил преступление. Им могло быть лишь лицо, которое находилось при своей жертве все время (с 1816 г., когда началось отравление) и которое имело возможность подсыпать яд только самому Наполеону, не отравляя людей, которые делили с ним стол. Эти критерии устраняют из числа подозреваемых и всех англичан и ряд приближенных Наполеона, в частности генерала Гаспара Гурго, графа Эммануэля де ла Каза, мадам Альбину де Монтолон и других, покинувших остров Святой Елены задолго до 5 мая 1821 г., домоправителя Наполеона Франческо Чиприано, неожиданно скончавшегося в феврале 1818 г., по заключению врачей, от «воспаления кишечника» (поскольку шла речь о слуге, не производилось посмертное вскрытие). Точно так же преступник не мог быть в числе тех, кто, как доктор Антоммарши, приехал на остров много позднее. Дворецкий Пьеррон мог отравить всех, кто приглашался к столу Наполеона, но не его одного. Это относится и к двум слугам, Сен-Дени и Новеразу, которые лично не прислуживали императору.

Граф Анри-Грасьен Бертран находился на Святой Елене все три года, но поселился со своей семьей отдельно и в последние годы заметно отдалился от императора, считая себя несправедливо обойденным Монтолоном в расположении и доверии Наполеона.

Остаются двое, которые имели возможность совершить преступление, — Маршан и Монтолон. Форсхувуд задался вопросом, что побудило этих людей отправиться вместе с Наполеоном в далекую ссылку. В отношении Маршана все ясно. Он служил Наполеону с юных лет, его мать также находилась в числе доверенной прислуги императорской семьи. Значительно сложнее обстоит дело с графом Монтолоном. Как мы убедились, отношения Монтолона с императором ранее складывались совсем негладко, что сказалось и на карьере графа. Во время первой реставрации Монтолон пытался войти в доверие к вернувшимся Бурбонам. И это ему удалось не только потому, что он являлся представителем старинного аристократического рода, но и по той причине, что его отчим граф Семонвиль был приближенным графа д'Артуа — лидера крайних роялистов, а также будущего короля Карла X. Монтолон получил чин генерала, но тут произошла новая осечка в его карьере — графа уличили в краже 5970 франков солдатского жалованья, хотя так и не предали военному суду за это серьезное преступление. Зачем было этому любящему удовольствия светской жизни аристократу появиться после Ватерлоо в окружении Наполеона, стать приверженцем побежденной стороны, добровольно обречь себя на то, чтобы провести лучшие годы жизни в далеком изгнании? И все это ради Наполеона, с которым у Монтолона были свои счеты. К тому же претензии графа к императору никак не убавились на Святой Елене, где Альбина де Монтолон, вероятно, сделалась любовницей Наполеона. Когда Монтолону об этом язвительно сказал генерал Гурго, тот ответил лишь, что не может ни подтвердить, ни опровергнуть ходившие слухи. Монтолон остался на острове и после отъезда жены с детьми во Францию. Он ни разу не просил разрешения покинуть императора и вернуться на родину, никогда не жаловался и лишь стремился оттеснить всех, кто претендовал на внимание Наполеона. Но достаточно ли всего этого, чтобы прийти к выводу, что Монтолон на Святой Елене выполнял поручение графа д'Артуа, который ради этого в свое время спас его от позора и тюрьмы? Граф д'Артуа в былые годы не раз пытался организовывать покушение на жизнь императора. Бурбоны были, несомненно, крайне заинтересованы в смерти Наполеона, но чтобы при этом она выглядела результатом естественных причин и не бросила даже тени подозрения на них самих. Отсюда и избранная система медленного отравления мышьяком — он ведь почти не оставлял следов, которые могли быть обнаружены при тогдашнем уровне химии и медицины. Недаром это был излюбленный яд у отравителей. Его даже называли «наследственным порошком», намекая, что он был средством ускорить кончину родственников с целью завладеть их состоянием.