Пять вечеров с Марлен Дитрих

Телохранители оставались повсюду. Не только на концертах, но и в быту. Быт был, как в воинской части, попавшей в тыл врага. Марлен досталась новая роль – переводчика. Она видела лица немецких офицеров, гордо неприступных, стремящихся казаться равнодушными, но никогда – заискивающими. Работала и на беседах с местными жителями, безропотными, готовыми выполнить любое распоряжение.

В ее репертуаре прочно осела новая песня. Новая – очень относительно. Она родилась много лет назад – в годы Первой мировой. Рассказав о девушке по имени Лили Марлен, что тоскует о солдате, ожидая его возвращения, песня выполнила свою роль и на два десятилетия была забыта. В конце тридцатых композитор Норберт Шультце положил старые стихи Лайпа на новую мелодию и грустная повесть о верной влюбленной зазвучала с неожиданной силой. Случай не исключительный – почти аналогичный с хорошо знакомым нам «Синим платочком», что, прозвучав до войны с мирным текстом, заново родился в 1942 году, став своеобразным гимном солдатской преданности любимой.

Но в отличие от «Синего платочка» «Лили Марлен» приобрела всемирную известность. Американский классик Джон Стейнбек назвал ее самой прекрасной песней всех времен и народов. Геббельс, как только Германия стала терпеть на Востоке удар за ударом, запретил ее, назвав пессимистической. Но «Лили Марлен» продолжали петь американцы, ее ежедневно передавали по радио – для своих солдат, с английским текстом.

Марлен в ту пору пригласили выступить в одном из выпусков «Радиосети Вооруженных сил». Актриса говорила добрые слова о любимых, что ждут возвращения воинов домой. И вдруг взорвалась, прокричав в микрофон:

– Ребята, не жертвуйте собой! Война – это дерьмо, а Гитлер – идиот!

И начала «Лили Марлен» на немецком. Диктор выхватил у нее микрофон:

– Наша передача для американских войск – пойте по-английски!

Он не знал, на кого напал. Марлен оказалась непреклонной. Придвинув микрофон к себе, сказала слушателям:

– Кровь у всех солдат одинаковая, что у американских, что у немецких.

И допела песню по-немецки.

«Лили Марлен» осталась в ее репертуаре. И в московских концертах она прозвучала в новой аранжировке, но по-прежнему с грустью о девушке, что так и ждет под фонарем у казармы своего возлюбленного, и, очевидно, не дождется его.

Военная эпопея Марлен Дитрих шла к концу. Когда она увидела разрушенные до основания Штольберг и Ахен, результаты безумной войны поразили ее. Люди, ходившие среди развалин, взирали на мир, будто он всегда был таким, узнавали ее и равнодушно здоровались, озабоченные только одним – добыванием хлеба насущного.

Нью-йоркский радиокорреспондент спросил Марлен, какое впечатление произвела на нее жизнь в поверженном Третьем рейхе, Марлен ответила без малейшего намека на сентиментальность:

– Я думаю, Германия заслужила то, что сегодня происходит с ней.

Этими, на взгляд немцев, несправедливыми словами актрису попрекали в Германии долгие годы.

А она, давая концерты на полууцелевших площадях и улицах, видя заискивающие взгляды немцев, добавила, как отрубила:

– Если бы у них осталось хоть чуточку гордости, они бы ненавидели меня!

Жестокое заключение из окоп победителей.

Когда мы вернемся домой

Какое отношение имеет эта советская песня времен войны к Марлен? Прямое. Леонид Утесов пел «Солдатский вальс» Никиты Богословского, когда ощущение скорой победы витало в воздухе. Напомню несколько строк этой песни (стихи Владимира Дыховичного): «Споем о боях, / О старых друзьях, / Когда мы вернемся домой». В них не только ощущение приближающейся победы, но и предощущение мирной жизни, когда солдат, сидя за мирным столом, будет вспоминать о годах лихолетья и рассказывать о них.

Прогноз этот оказался поэтическим преувеличением. Приходится только удивляться, как много общего в истории народов, воевавших с фашизмом. Люди, вернувшиеся с войны, пережили очередной шок: им предстояло окунуться в жизнь, от которой они отвыкли. После того как они убивали других людей – по приказу, по долгу, но убивали, после того как они пережили столько смертей, от внезапности которых никто не был застрахован, они столкнулись с теми, кто знал войну только по газетам, фильмам, книгам, сводкам, не отличающимся справедливостью.

Людям, еще помнящим запах окопов, и тем, кто не воевал, говорили: «Пора отдохнуть от войны, все устали от нее» и «Нечего кичиться военными подвигами и тыкать всем в глаза свои боевые награды!»

Опять преувеличение? Но фронтовики спарывали с гимнастерок нашивки, полоски на которых означали число ранений, и старались не надевать ордена и медали.

Клавдия Шульженко никак не могла понять, почему в один день 1946 года ей сообщили, что приказом Главреперткома (цензурного комитета) из концертных программ и с грампластинок изымаются все военные песни, в том числе и ее фронтовой «Синий платочек», который она не имела права петь в ближайшие десять лет.