Пять вечеров с Марлен Дитрих

Чтобы показать зрителям что-нибудь малоизвестное, принялся смотреть «Боевые киносборники» – их выпускали с первых дней войны. В одном, сделанном в 1941 году, нашел новеллу «Ночь над Белградом», снятую юбиляром. Там есть отличный эпизод – Татьяна Окуневская поет в радиостудии еще одно сочинение того же Богословского, с которым Луков постоянно сотрудничал. Но до этого финального эпизода сколько в новелле наворочено! Понимаю, война, немцы-враги оккупировали полстраны, не до искусства, нужны агитационные призывы – «Убей немца, хоть одного!», «Защити!», «Родина-мать зовет!».

Все так, но те немцы, что в агитках смотрели на нас с экрана, были круглыми идиотами, могли вызвать насмешку и ненависть, но не страх, и победить которых ничего не стоило. Традиция упрощенного показа врага сохранялась долго. Немцы – враги, место которым в клетке, населяли не только сатирические комедии, но и драматические фильмы. Очевидно, я, как и мои сверстники, зараженные военной пропагандой, не могли забыть ее, засевшую в печенках.

Может, оттого мне и сегодня трудновато воспринимать события в жизни родных Марлен, переживших военные годы в Германии. Остался вспыхивающий порой негасимый свет к людям, находившимся по ту от нас сторону.

Оказывается, всю войну там жили мать и сестра Марлен Дитрих, жили мирно, ничуть не опасаясь, что их «привлекут» как родственников предавшей родину. Жили, правда, под другими фамилиями, что получили еще до фашистов: мать – Жозефина Вильгельмина фон Лош носила фамилию отчима Марлен, сестра перестала быть Дитрих, выйдя замуж. Впрочем, скрывать им было нечего: то, что они в родстве со звездой кино, было известно гестапо, как и почти каждому немцу. По нашим представлениям, такая терпимость – и кого – гестаповцев, – казалась невероятной.

Марлен волновала прежде всего судьба Жозефины Вильгельмины. Мать она считала поразительно красивой женщиной, хотя сама – вся в отца, лейтенанта конной полиции, стройного мужчины с правильными чертами лица и глубоко посаженными глазами.

О Жозефине Вильгельмине дочь вспоминает как о человеке недобром, которому чуждо чувство прощения. Ее кредо – порок должен быть всегда наказан – не вызывало неприятия Марлен, как и требования беспрекословного подчинения жестким и непоколебимым правилам жизни.

Жесткость эта иной раз отступала перед рациональностью. В начале двадцатых годов Марлен стала для заработка солировать, играя на скрипке в небольшой группе музыкантов, сопровождавших немые фильмы. Скрипка – дорогое удовольствие, но для учебы дочери мать сумела выкроить из семейного бюджета нужную сумму. Марлен никогда не забывала этот жест доброй воли.

Но с переходом Марлен после занятий у Рейнхардта к танцам в кабаре Жозефина Вильгельмина примириться никак не могла.

– Неужели ты не понимаешь, что нарушаешь престиж нашей фамилии? – твердила она дочери. – У нас в роду никто никогда не дрыгал ногами перед мужчинами навеселе!

Но стоило Марлен покинуть родной дом и заявить о самостоятельности, как мать, сменив гнев на милость, благословила дочь: самостоятельность, как и благочинность, входили в кодекс фрау фон Лош. Она одобрила и первые опыты работы дочери в кино:

– Беречь свою честь везде нужно, а пренебрегать источником дохода никогда нельзя. Девушке нужно думать не только о себе, но и о будущей семье, муже, детях. Женское триединство – «кирхе, кухен, киндер» у всех немцев в крови.

Марлен начала сниматься у успешного режиссера Георга Якоби, будущего мужа Марики Рокк, поставившего для жены ее лучший фильм «Женщина моих грез» (у нас – «Девушка моей мечты»). После Якоби перешла к не менее успешному Уильяму Дитерли, с которым двадцать лет спустя встретится на съемках «Кисмета». И у того, и у другого режиссера Марлен стала пользоваться повышенным вниманием.

Мать это нисколько не смутило и она не оставляла дочь без поучений:

– Актриса должна иметь успех и не иметь дела с второстепенными личностями. Во всяком случае, до того, как встанет под венец!

На бракосочетании дочери с Рудольфом Зибером она была свидетелем, с удовольствием отметила, что дочь в книге гражданских актов написала, как положено, свое полное имя – Мария Магдалена Дитрих, и пожелала новобрачным счастья на долгие, долгие годы.

Часть этих не столь уж долгих лет миновала, и в первые дни после победы над фашизмом офицеры армии США вызвали Марлен Дитрих в штаб, находившийся в Мюнхене, и сообщили, что одна из узниц концлагеря в Бальзене назвала себя ее сестрой. Генерал Бредли тут же предоставил Марлен свой самолет, что доставил ее в расположение частей британской армии вблизи Бельзенского лагеря смерти. Капитан Хоруэлл сообщил ей подробности, вызвавшие у Марлен состояние шока.

Оказывается, ее сестра Элизабет и ее муж Георг Билль никогда не были заключенными. Они служили в так называемой «группе поддержки», обеспечивавшей ежедневными развлечениями нацистов, заправлявших лагерем. Георг Билль к тому же – офицер специальных служб германской армии.

– Вы хотите видеть вашу сестру и ее мужа? – спросил Марлен капитан. Она кивнула.