Пять жизней на двоих, с надеждой на продолжение

Дело в том. что когда пришли ее отпрашивать, мама согласилась только на такой вариант. Сначала родственники, а уже потом вверх по Согоже (сначала на пароходике, а затем вверх по течению как получится, где волоком, где можно – на веслах) подниматься до Ракоболи. И обратно уже по течению, значит почти без проблем, но опять обязательно отметиться у родственников. Только так и не иначе, а уж если что Зинаиде Дмитриевне (бывшей председательнице колхоза) в голову западало, бороться было бесполезно.

Неожиданности начались уже на пароходе. Брюнетистому капитану пиратского вида с серьгой в ухе (якобы цыганскому барону) не понравились заигрывания подвыпившего Титыча с его дочкой, и нас раньше, чем надо, выставили на берег. Ругались сильно, хорошо не побили. Думаю, только присутствие Татьяны спасло. Поэтому мы потом и до Ракоболи не добрались.

А кротонебы – популярное тогда ярославское ругательство. Наверно были и такие извращенцы, хотя представить трудно. Пришло неизвестно откуда и потом так же пропало – в никуда.

В институте все пять лет за Татьяной безутешно ухаживал наш одногруппник Анатолий. Таня была девушка статная, симпатичная блондинка, теннисистка и круглая отличница. Не потому, что зубрила, а потому что умная и ответственная. Но после окончания института ее сразу на кафедре (без протекций была отличница) не оставили, а взяли на работу только после двух или трех лет отработки в Новосибирском НИИ. Там, видно, романов серьезных не случилось, и она вернулась в родной город. По дороге заезжала ко мне в Москву, чтобы «сориентироваться на местности», но перспектив не увидела. Меня уже несло по течению в другую сторону. Вот тут-то тщедушный и к тому же склонный к бесконтрольному пьянству Толик добил ее все-таки своими настойчивыми ухаживаниями, обещаниями и клятвами заново переродиться и стать совершенно другим человеком. И какое-то время продержался. А потом опять все завертелось по-старому.

Я ее случайно встретил через год после моего ухода из семьи. Придумал себе некую научную практику в Ярославском НИИМСК (Научно-исследовательский институт мономеров для синтетических каучуков, ныне НИИ Ярсинтез), чтобы месяц спокойно пожить дома. Правда, там уже было не особенно спокойно: Ирочка после развода вернулась с сыном из Пятигорска. У нее тоже началась вторая семейная жизнь. И энергия, бившая ключом из ее второго супруга Сергея, категорически не сочетались со словом «покой».

И тут в Политехе мы случайно пересеклись с Татьяной: она попросила меня взглянуть на диссертацию, которую уже больше года готовила к защите. Я быстренько оценил состояние работы и сообщил, что мне нужно три дня ее добросовестного труда под моим руководством, чтобы все закончить. Работали мы в институте, в ее лаборатории. Я показал, как надо проводить первоначальную обработку кучи накопленных ею данных, собрал полученные зависимости, вычислил константы и быстренько дописал диссертацию со всеми выводами. А заодно и автореферат слепил. Привычное дело – не хитрое. Все это она через неделю положила на стол своему начальнику. Своей элементарной обработкой я его потряс. И этот прохиндей по жизни, по-моему, уже ставший проректором, тут же начал прикидывать все выгоды от возникшей ситуации, в том числе перспективы укрепления связей с нашей кафедрой. Естественно через меня.

Этого времени мне хватило, чтобы разобраться, в каком бедственном положении Татьяна находилась. С двумя дочками, которых надо учить и поднимать на ее институтскую зарплату научного сотрудника. И духом не падала. И что-то у меня в голове щелкнуло.

Если я своим детям оказался без надобности, как мне неоднократно внушала моя бывшая, то вот ситуация, где я уж точно смогу помочь и пригожусь. И уж точно вместе с несомненными проблемами обрету так нужный мне тогда душевный покой.

Маялся я после ухода из семьи сильно. А Татьяна была полной противоположностью моей бывшей супруге: спокойная и надежная, всегда готовая помочь, в чем угодно. Такая типичная русская окатистая женщина с незаслуженно тяжелой судьбой. Так и начались наши отношения. И продолжали развиваться несколько месяцев, пока я не сделал ей предложение. Она долго вздыхала. Я это называю «пыхтела». Сначала не хотела ничего регистрировать («отношениям очень рада, помощь – вообще слов нет, просто спасает, но пусть так все и остается»).

Просто не верила, что такая ситуация может продлиться долго. Пришлось заявить, что регистрация лично мне необходима для попытки получения квартиры через институт. Только у женатого и без прописки в Москве будет шанс попасть в список желающих. Она мои съемные квартиры видела – и даже прилагала усилия для их привидения в более-менее жилой вид, поэтому такое обоснование сработало (хотя на однокомнатную Алик меня уже смог и так запихнуть в очередь), и мы отправились в ярославский ЗАГС. Что, в свою очередь, потрясло всех наших общих и институтских, и не институтских знакомых. Но мне на их мнения было наплевать. Так и началась моя вторая семейная жизнь.