Пятая четверть

— Встретят, — уверил Матвей. — А нет — прикатывай к нам на ЛЭП. Дадим тебе монтажный пояс, робу — и лезь на мачту. Домой циркачом вернешься. Чарли Чаплином!.. Познакомим с косолапыми. Они у нас частые гости. Я вот раза три сталкивался. Последний раз — осенью… Прибыли к нам геодезисты, двое молодоженов. Он — с этим, как его… с теодолитом ходит, она — с рейкой. Возьми девчонка да и подверни ногу. Сергей, парень-то, — к бригадиру нашему: мол, помоги. А тут я на глаза попался: ступай, говорит, потаскай рейку. А рейка вот такая, раз в два выше меня. Бродим мы с Серегой по тайге — курорт… И вот установил он свою треногу в распадке, я на указанный бугорок потопал. Ставлю рейку и поворачиваюсь. Серега уже припал к трубе, согнулся и целится. А за ним медведь стоит!

— Ой, — вскрикнула женщина, и Антон услышал, как всплеснулись ее ладони.

Да он и сам чуть не ойкнул.

— Да, стоит медведь… Я только рот разинул и не знаю, что делать. А Сергей рукой помахивает: мол, прямей держи рейку. Какое тут прямей! Я ее совсем опустил и давай ему знаки делать: мол, оглянись. Не понимает. Потом, видно со злости, выпрямился да и задел того друга — оглянулся. Оглянулся и сразу — нырь под теодолит. И сидит там. А медведь на задних лапах шагнул ближе, понюхал прибор, носом трубку повернул и давай нализывать. Что Серега исчез — он и внимания не обратил. Чую, дело плохо. Изгрызет инструмент или опрокинет и растопчет вместе с геодезистом. Поднял я рейку да с криком — вниз. Увидел он меня, этакую бородатую образину, рявкнул — и ходу, в бурелом. Вот как случается-то, а ты боишься в городе заблудиться, — задрав к Антону бороду и тряся ею, закончил Матвей.

— Да нет, я ничего, — со смешком ответил Антон.

Поезд петлял по косогорам осторожно, словно не доверял рельсам. То наплывал срез огромной выемки с бурыми прослойками вековых отложений, то вдруг раскрывалась глубокая лещина, полная сумрака и точно подгорелых деревьев, на которых, висело нечто похожее на сухую болотную тину — ну, прямо Кощеево царство, Не хватало только черепов, насаженных на вершины, да кружащих над ними черных воронов.

На станции Вихоревка Матвей простился, а через несколько часов в коридоре послышалось: «Братск! Братск!

Сходило много народу. Антона подхватило и по дощатому узкому перрончику понесло к маленькому вокзалу с названием «Братское Море». Затертый чемоданами и сумками, Антон тянул шею и прислушивался, не пробьется ли сквозь суматошный гвалт родной оклик: «Анто-он!» Но ничего нельзя было разобрать. Передние вдруг замешкались, зашумели громче. Поток сжался, замер на момент и хлынул вспять. Пассажиры полезли обратно в вагоны, кляня белый свет.

«Что же это? А куда же мне? Где Леня?» — испуганно замелькало в голове Антона, и он застыл посреди перрончика, как порожистый камень, сопротивляясь течению. Его пихали, ругали, стукнули корзиной по лбу.

— Все садитесь! — командовал человек в железнодорожной фуражке и с лейкопластырем на носу. — Все по местам! Следующая — Падунские Пороги. Там управление строительства, гостиница, черт, дьявол! Все там! А тут, кроме меня, жены да коровы, нет ни одной собаки!.. Что, что «почему»?.. Потому что через пять лет сюда море подкатит — вот почему назвали Братским Морем.

Опомнившись, Антон кинулся к нему.

— Дядя!.. Дяденька! А где бетонный завод?

— Все назад! — надсаживался дежурный, тыча носовым платком под фуражку и отдуваясь. — Назад!.. Что, малый? Бетонный?.. На правом берегу, через остановку!.. Да не суйте мне билеты! Мало ли что там написано!.. А теперь нет такой станции — Братск, нету! Есть Братское Море, Падунские Пороги, Гидростроитель — все они Братские. А старый Братск затапливается. И линию перенесли. Это новая линия, черт бы вас побрал.

Антон сунулся в ближайший вагон. Пассажиры, скованные вещами, застревали в проходе и в тамбуре, наконец людская плоть как-то раздалась, и Антона притиснуло к двери. Решив, что Леонид знает, конечно, о переносе линии и встретит его там, где надо, он несколько успокоился.

Опять потянулась тайга, охраняемая телеграфными столбами, которые порой так сливались с лесом, что нельзя было разобрать, к столбам ли привинчены изоляторы или просто к деревьям. И хоть поезд продолжал кружить, но теперь каждый поворот сулил конец путешествию. И когда сквозь редеющие сосны замелькали первые дома, Антон так и прилип к стеклу — вот оно, начинается.

Поселок ютился на пригорке. Наверху, образуя улику, высились аккуратные теремки с мезонинами, а ниже рассыпались домишки, сделанные тяпляписто, в некоторых по торчащим сквозь обшивку буферам угадывались вагончики. У самой линии, на лугу, возле большой круглой штукенции, свистели и приплясывали мальчишки. Из переулка вылетели две собаки и понеслись вдоль насыпи, распугивая коз и кур.