Последнее Дитя Тени стояло сразу перед Пескоходцем. Глянув на него сверху вниз, Пескоходец заметил, что оно трясется. Рядом с ним стоял Старый Мудрец, и в тумане фигура его казалась такой тонкой и бесплотной, что его не замечал никто, кроме Пескоходца. Внезапно последнее Дитя тронуло Пескоходца за руку и сказало:
– Мы так любили тебя. Умрем вместе.
– Жуй свою жвачку, – бросил Пескоходец, – и разуверишься в этом.
Но ему вдруг стало стыдно обижать друга в последний час, поэтому он добавил мягче:
– Кто ты? Это ты мне показывал то, что жуешь?
– Я Волк [33]
.Последний Глас затянул свою богомерзкую песнь. Пескоходец заметил:
– Ваш Старый Мудрец называл мне ваши имена: Гнилушка, Волынщик и еще какое-то, я уже забыл. Но такого имени он точно не упоминал.
– У нас есть имена для семерки, – сказало Дитя Тени, – и для пятерки. Имена для троицы тебе уже знакомы. Мое имя – это имя для одного. Только его собственное имя, Старый Мудрец, остается неизменным.
– Кроме тех случаев, – прошептал Старый Мудрец, – когда я принимаю другое имя, некогда свойственное мне, – Групповая Норма.
Теперь от него осталась только промоина в плотном тумане, имевшая форму человеческой фигуры.
Пескоходец посмотрел на стражников и заметил, как ему показалось, открывшуюся возможность – слушая заклинания Последнего Гласа, они расслабились, потеряли бдительность, отвлеклись. Все было в тумане. Река широка и укрыта в его пелене. Если на то будет воля Божья, он выплывет на глубину…
«О Господи Боже, добрый Хозяин…»
Он переступил хлюпнувшими ногами и попытался, проскользнув меж двух жителей болот, нырнуть и скрыться. Те сцапали его за длинные волосы, врезали кулаками в лицо и хорошенько наподдали под колени, а потом толкнули к другим. Семь Девушек в Ожидании, Сладкий Ротик и его мать пытались ему помочь, но он осыпал их проклятьями и оттолкнул, а потом кое-как омыл лицо горькой речной водой.
– Зачем ты так поступил? – спросило последнее Дитя Тени.
– Я хочу жить, вот почему! Ты что, не соображаешь, что через несколько минут они нас всех утопят?
– Я слышал вашу песню, – внезапно сказало Дитя Тени. – Я тоже хочу жить. Я, конечно же, не твоей крови, но я очень хочу жить.
– Мы должны умереть, – наставительно заметил шепчущий голос Старого Мудреца.
– Это мы должны умереть, – резко сказал Пескоходец, – а тебе-то что? Твоих костей они расщепить не смогут.
– Вместе с ним умру и я, – ответил Старый Мудрец, указав на последнего из Детей Тени. – Я наполовину твое творение, наполовину его, но без эха, создаваемого им, твой разум не сможет отзеркаливать меня.
– Я тоже хочу жить, – повторило последнее Дитя Тени. – Есть путь к спасению.
– Что? – воззрился на него Пескоходец.
– Люди бродят меж звезд, скручивают небеса, чтобы сократить себе путь. С той поры, как мы впервые очутились здесь…
– С той поры как они впервые очутились здесь, – вежливо уточнил Старый Мудрец. – Теперь я наполовину человек и знаю, что это мы всегда прислушивались к чужим мыслям, которым не было суждено прийти, слушали чужие мысли, а о себе как о человеках не думали. А быть может, они и мы суть одно – полузабытые и блуждающие в потемках, рыскавшие в памяти и буйно расцветшие.
– Песня девушки с маленьким ребенком ныне звучит в моем разуме, – сказало последнее Дитя Тени, – как и заклинание того, чье имя, по их словам, Последний Глас. Мне нет разницы, кто мы – одно или двое. Мы всегда отгоняли звездолеты своими песнями. Мы стремились жить так, как хотели, забыв, кто мы есть и кем были прежде, и пускай они скручивают небеса, – мы скручиваем их мысли. Что, если я сейчас спою призывную песню, и они явятся? Жители болот схватят их, и у них появится богатый выбор. Очень может быть, что выберут они уже не нас с тобой.
– Ты можешь сделать это в одиночку? – спросил Пескоходец.
– Нас так мало по сравнению с вами, что даже один кое на что способен. Другие ведь поют, как прежде, и звездолеты не увидят то, что пожелают. На миг моя песня прояснит их зрение, а скрученные небеса почти касаются нашего небосвода во множестве точек. Они не замедлят явиться.
– Это нехорошо, – сказал Старый Мудрец. – Мы очень долго бродили без забот в собственном раю. Было бы лучше нам всем умереть.
Последнее Дитя Тени с неожиданной прямотой ответило:
– Нет ничего хуже моей собственной смерти.