Пятая голова Цербера

Французский Причал, как стоило бы заметить, построен на берегах Темпуса примерно в десяти милях выше самого моря по течению. Сам порт расположен на грязноватом илистом берегу, а на противоположном, за желтоватым соленым потоком, виднеется кучка еще менее презентабельных трущобных домиков – La Fange [74]. Сен-Круа, мир-близнец Сент-Анн, вздымает приливы пятнадцатифутовой высоты по всей планете, что видно и по течению реки – даже много выше Французского Причала. Когда прилив достаточно высокий, вода такая соленая, что даже очищенной непригодна для питья, а морскую рыбу, по рассказам местных, выбрасывает к докам. Обычно в такие дни доки эти лишь в нескольких футах над течением, воздух чист и свеж, заболоченные луга, раскинувшиеся на небольшом возвышении относительно уровня самого города, кажутся бескрайним ожерельем кристально чистых прудов, отороченных сверкающими зеленью просоленными камышами. Но уже спустя несколько часов приливная волна отступает и вся свежесть улетучивается с реки и из ее окрестностей. Теперь доки высятся на двенадцатифутовых опорах подгнивающего дерева, на реке возникают тысячи островков мусора и дерьма, луга же становятся разрозненными солевыми озерцами, покрытыми слоем вонючего ила, а над ними по ночам поднимаются метелки светящегося болотного газа, подобные призракам мертвых аннезийцев.

Подозреваю, что порт не слишком отличается от себе подобных в любом таком речном городе на Земле, разве что тут не видно роботизированных кранов, а строительство ведется исключительно из местных материалов, в то время как на Земле для этого повсеместно применяют переработанный на вторсырье спрессованный мусор. Двенадцать лет назад на пирсе наверняка можно было увидеть старомодные термоядерные корабли, но с тех пор планету облекла достаточно плотная сеть погодных спутников, и в ходу теперь, как и на Земле, более безопасные и современные плавсредства.

Когда я наконец разыскал хибару попрошайки, она оказалась старой, перевернутой кверху дном речной лодкой, которую над землей удерживали нагромождения всяческого мусора. Все еще сомневаясь, что тут кто-нибудь живет, я постучал по дну лодки рукоятью складного ножика. Наружу немедленно высунулась темноволосая голова мальчишки лет пятнадцати-шестнадцати. Увидев меня, он по-утиному протиснулся под краем лодки, но вместо того чтобы встать, остался на коленях, вытянув вперед обе руки, и завел типичную для попрошаек жалобную песню, причем так настойчиво, что я и нескольких слов вставить не смог. Мне показалось, что он слабоумный и даже ходить толком не способен, и когда он, все еще стоя на коленях, потянулся ко мне, я отскочил. Но движения мальчишки были гибкими и уверенными, тем самым изобличая, что коленопреклоненная поза для него обычна по долгу профессии. Послушав его с полминуты, я выдал ему пару монеток, надеясь, что он наконец заткнется и позволит мне задать несколько вопросов. Но монетки исчезли с моей ладони не прежде, чем старый рыжеволосый попрошайка высунулся из-под лодки (я не сомневался, что там у него обустроен наблюдательный пост).

– Да благословит вас Господь, мессир! – провозгласил попрошайка. – Вы понимаете, я вообще-то не христианин, но пускай за ту щедрость, какую вы проявили к моему бедному мальчику, вас благословят Иисус-Мария-Иосиф, или, в случае если вы протестант, мессир, – только Иисус, его Бог Отец и Святой Дух. И, как сказали бы мои десятикратно уменьшившиеся числом люди, да благословят вас Горы, Река, Деревья и Море-Океан, и все звезды Небес, и боги. Я говорю как их религиозный лидер.

Я поблагодарил его и по причинам, которых и сам толком не понимал, сунул ему одну из своих визитных карточек. Он принял ее так церемонно, что я на миг испугался, как бы он не предложил свои услуги в качестве секунданта или помощника в делах сердечных. Поглядев на нее, он воскликнул:

– О, вы доктор! Погляди, Виктор, к нам пришел настоящий доктор философии![75]

На миг он задержал карточку перед глазами мальчишки – такими же огромными, цвета морской волны, как были его собственные, – маленькими и небесно-синими.

– Доктор, доктор Марш, я необразованный человек, чурбан, вы же видите, но я ничто не почитаю больше образования и науки. Мой дом, – он величественным жестом указал на перевернутую лодку, точно на ее месте в четверти мили от нас высился дворец, – и ваш тоже! До конца дня мы с моим сынулей будем в полном вашем распоряжении, а то и до конца месяца, если вы захотите. И если вам только понадобятся какие-нибудь наши услуги, то, позвольте мне заверить вас, я буду в исключительном восторге от того, что мне выпала особая честь послужить укреплению великого храма людского знания, а не златого дворца коммерческого успеха. Мы превосходно осведомлены о великом законе природы, согласно которому златом знания университетского гражданина оплачивается куда более, – более, я сказал! (он толкнул мальчишку в бок) – нежели засаленными золотыми монетами городского купца. Чем можем вам служить?