Времени не теряли, рванули в разные стороны. Князь, меняя по дороге коней, примчался в Вильно. Ольгерд, уже крупно обжегшийся, поначалу отнесся к шурину осторожно. Но неожиданный вариант объединить усилия с татарами показался ему любопытным. Пообещал: если и в самом деле это исполнится, он выделит войска. А Вельяминов с Некоматом скакали в ханскую ставку. С ходу кинулись к ордынским и генуэзским воротилам. В деловых кругах обоих хорошо знали, а обещания предоставить монополии на русские богатства, отдать на откуп статьи доходов и промыслы были очень весомыми аргументами. Путешественникам без малейшей задержки, даже без взяток и подарков, обеспечили аудиенцию у Мамая.
Впрочем, у Вельяминова имелись для него «подарки». Он с покойным отцом обретался возле государя, знал самые сокровенные замыслы, слышал разговоры в самом узком кругу. Все выложил перед Мамаем: как Дмитрий Иванович на словах признает подданство ханам, но на самом-то деле держит курс на независимость Руси. Мамай был вне себя от ярости. Тут же, не отходя от кассы, объявил, что лишает Дмитрия великокняжеского достоинства, велел выписать ярлык Михаилу. Вельяминов на радостях присвоил себе чин тысяцкого стольного города Владимира (такого чина на Руси никогда не существовало) и остался при ордынском дворе представителем тверского князя. А Некомат с ханским послом Ачи-ходжей сломя голову ринулся в обратную дорогу.
Михаил только-только успел вернуться из Литвы, как ему доложили: посланцы уже в Твери. Преподнесли драгоценный ярлык, а к нему особую грамоту. Сам Мамай ласково обращался к князю, заверил его, что поможет своему «верному улуснику» против презренного «Митьки». Вот уж взыграло сердце Михаила! Все исполнялось самым чудесным образом, и как быстро! Князь настолько поверил свалившемуся на него счастью, что даже ждать не стал. Мамай за него, Ольгерд за него, чего ждать? 14 июля 1375 г., в тот же самый день, когда встретил Некомата с послом, объявил Москве войну. Кликнул ратников седлать коней, грузиться в лодки…