«Пятая колонна» и Николай II

Но для раздувания кампании этого хватало! А Россия как раз вела переговоры о закупках вооружения и боеприпасов, остро нуждалась в кредитах. На волне поднятой шумихи западные банкиры отвернулись от нее. В июле 1915 г. министр финансов Барк доложил правительству: пока не будет решен «еврейский вопрос», «западный рынок закрыт и мы не получим ни копейки». Во внутренние дела нашей страны счел возможным вмешаться даже британский военный министр Китченер. Указывал: Россия сама виновата, что ей не дают денег, и настаивал: «Для успеха войны одним из важных условий» является «смягчение режима для евреев в России».

Хотя о каком «режиме» можно говорить, если и в Москве, и в Петербурге евреи составляли значительную часть финансовой и деловой элиты, адвокатов, интеллигенции, имели свою фракцию в Думе? Да и пресловутая «черта оседлости» давно стала формальностью. Исключения делались для целого ряда профессий, для евреев с высшим и специальным образованием. А другие устраивались за пределами «черты» как бы «временно». Но Барк внес предложение: чтобы восстановить сотрудничество с зарубежными банковскими кругами, требуется значительный и демонстративный шаг. С ним согласились. 17 августа 1915 г. Совет министров отменил «черту оседлости». Отныне никаких ограничений для евреев в России вообще не стало. Однако даже такого шага Запад «не заметил». Информационная война продолжалась.

И в это же время, летом 1915 г., заработали механизмы Парвуса. В России стали нарастать забастовки. А широкое привлечение общественности к снабжению фронта дало не только жирные источники прибыли тем, кто дорвался до этих кормушек. Либералы получили возможности давления на власть. Ведь в Особых Совещаниях при взаимодействии с ВПК и Земгором министры должны были заседать с деятелями оппозиции, находить с ними общий язык. На царя нажимали: ради эффективной работы надо произвести в правительстве некоторые перестановки. Он согласился. Сменил ряд фигур, вызывавших у общественности особенную аллергию: министров внутренних дел Маклакова и юстиции Щегловитова, обер-прокурора Синода Саблера.

Был снят и военный министр Сухомлинов, допустивший катастрофу со снабжением. Когда следственная комиссия начала разбирательство, стали вскрываться непорядки в военном ведомстве, взяточничество, факты поразительной беспечности генерала, среди его доверенных лиц обнаружился австрийский шпион Альтшиллер [56]. Сухомлинову были предъявлены обвинения в измене и лихоимстве. Правда, измена не подтвердилась. Его осудили только за халатность и злоупотребления. Впрочем, в материалах следствия и суда можно обнаружить далеко не объективные особенности. На австрийского шпиона обратили внимание. Но англичан, которые, в общем-то, давали взятки, и историю с заказами в концерне «Виккерс» обошли стороной. Очевидно, не желали портить отношения с союзниками. А может, союзники постарались, чтобы эти обстоятельства не прозвучали?

Легкомысленного старика-генерала царь пожалел, вскоре освободил. А на должность военного министра, учитывая пожелания общественности, был назначен любимец Думы генерал Поливанов — один из тех, кто в свое время входил в «домашний генеральный штаб» Гучкова. Но ничего хорошего такие перемены не принесли. Теперь полетели сплетни, что отставки и назначения осуществляются через… Распутина! Новый министр внутренних дел Щербатов стал для либералов точно таким же врагом, как прежний. А генерал Поливанов действительно очень легко договаривался с Родзянко, Гучковым. Но он и в правительстве поставил себя на роль чуть ли не представителя Думы, стал создавать оппозицию против премьер-министра Горемыкина.

На заседаниях Совета министров и перед думцами он делал истерические заявления, нагнетавшие общую нервозность. Что «немцы наседают, не встречая почти никакого сопротивления», идут на Петроград, Москву и Киев, даже не пускают в бой пехоту, а гонят русских одной артиллерией, истребляя тысячами. Приходил к выводу: «По состоянию наших сил нет надежды добиться хотя бы частичных успехов, а тем более трудно надеяться на приостановку победного шествия немцев», — и патетически восклицал: «Уповаю на пространства непроходимые, на грязь невылазную и на милость угодника Николая Мирликийского, покровителя Святой Руси!» [100]