Пятая печать. Том 2

Опасалась партия, что фронтовички нос задерут, будто бы воевали они, а не НКВД, партия и Сталин! Должен знать свое место фронтовичок и в штанцы пИсать при виде голубой фуражки над свиной мордой, нагло звякающей боевыми медалями! «Я другой такой страны не знаю», где бы фронтовики стыдились наград! Зря угодливый подхалим Кобзон завывает дурацкий вокал: «Фронтовики! Наденьте ордена!»

Не наденут ордена фронтовики, пока сияют боевые награды на грудях «героев» из расстрельных команд Смершей и заградотрядов! Не забыла партия и лагерную вохру, всю войну служившую в Сибири: назвала их участниками войны и выдала им сразу, оптом, весь комплект медалей, как фронтовикам!!

А потом, по два-три раза в год, стало наше отечество кого попало отоваривать крупными, бронзовыми медалями, которые штампуют по дурацким поводам, вроде армейских юбилеев. Скоро в армии будут раздавать памятные медали величиной с блюдце и двумя словами: «На память!» Вот эта, парадно сверкающая золотом шелупень, затмила скромные фронтовые медали из неброского серого металла. Так девальвировали в СССР последнюю гордость фронтовиков — боевые награды.

— А ведь это все, еще не все… — добавляет Виктор, — Ты что, Саш, не смотришь современные фильмы, по которым разгулялся штамп скромного фронтовика, скрывающего свои награды? А сейчас в разговоре с тобой я понял: где тут собака зарыта?!. Все недоумевал: почему, по мнению режиссеров, награды носить на груди не скромно, это обижает не воевавших? Оказывается, вот почему: стыдно быть похожим на гебню, щедро осыпанную боевыми наградами!

— Ладно, Витя, «разговор на эту тему портит нервную систему». Лучше про власовцев… можно ли разыскать кого-нибудь?

— Карел говорил, что до прихода Советской армии некоторых раненых, которые были не в госпиталях, а на квартирах, вывезли в деревни. Там они женились, стали чехами. И заметь! Ни один чех не выдал их! Ни по пьяни, ни из-за ревности… вот и сравни, Саш, чехов с русскими стукачами доброхотами, которые стучат «по зову сердца»!

Так воспитали нас, советских. С тех-то пор благодарная любовь к русским парням из Русской освободительной армии у чехов сочетается с ненавистью к солдатам из Советской армии, а слово «русский» стало антиподом позорному слову «советский».

Помолчав, Виктор усмехается:

— А глупость, оказывается, заразна! Чешские коммунисты по примеру наших партийных недоумков воздвигли в Праге великолепный памятник своей дремучей глупости: советский танк на пьедестале! И подписали, что он «штурмовал Прагу»! Теперь этот разнесчастный танк служит не только объектом для анекдотов и непристойных рисунков, но и напоминает пражанам об убийстве чешских патриотов, сражавшихся на баррикадах вместе с солдатами РОА.

* * *

Наша «кают-компания», похоже, попала в «ревущие сороковые». Кто-то там из дам, держась за стойку палатки, качается в такт Жориным куплетам из безразмерного цикла на тему: «В Греции все есть».

И вот внимает Ойкумена
Советам бомжа Диогена:
Зачем в бутылку лезть,
Раз в Греции все есть…

Запевает Жора, а дамский хор из спального мешка, раскачивая палатку, азартно подхватывает:

Даже бочкотара!
Бум-тарам-тарара!
Бум-тарам-тарара!

Не в силах удержать в себе рвущийся на волю вокальный дар, Виктор издает могучий стон в подсинхронном звучании с песней. Я спешу пресечь его вокал:

— Ви-ить, ты про полк не рассказал…

— Ладно… — вздыхает Виктор, как видно, вспомнив о трагических особенностях своего вокального дара. — Я говорил, что полк из Раковника был в Западной зоне, в американском лагере. В конце мая, ночью, лагерь проснулся от громкого лая собак. Шла смена караула: дружелюбных и беспечных американских джи-ай сменяли хмурые, озлобленные, лишенные человеческих чувств и мыслей солдаты в синих фуражках. Собаки, как и чекисты, натасканные на людей по гулаговской методике, захлебывались в собачьей истерике.

Союзники согласились на обмен военнопленными, предав солдат Русской армии, нарушив свои клятвы, обязательства и просто международные законы. Из американского лагеря, под усиленным конвоем с собаками полк РОА был переведен в другой лагерь в советской зоне, в Чески Будейвице — родной городок бравого солдата Швейка.

Многие власовцы отнеслись к этому спокойно, рассчитывая отмотать срок и жить на родине, не скитаясь по свету. Все они надеялись, что их подвиг в Праге искупил обвинения в измене. Ведь ни одна из частей РОА не воевала против Советской армии! Так в чем их вина? В том что они расколошматили немцев и, спасая чехов, освободили Прагу?!

* * *

Каждый день власовцев, рота за ротой, уводили из лагеря. Говорили — для отправки в Россию. На станции власовцев запирали в зале ожидания, а потом по одному (будто бы для обыска) уводили в другое помещение, где заклеивали рот, избивали и связывали руки проволокой. С грузовой платформы сбрасывали навалом связанных в кузова грузовиков, накрывали брезентом и везли в лес.