Пятая печать. Том 2

— Встречались. Русские батальоны, охранявшие побережье Нормандии, встретили десант союзников. Были вооружены русские солдаты только стрелковым оружием и пулеметами в ДОТах. Немецкая артиллерия умышленно не поддержала их, по договоренности с американцами. Но встретили власовцы морские и воздушные армады союзников так лихо, что один из американских генералов писал в своих мемуарах: «…казалось, что русские солдаты были не уязвимы для орудий линкоров и гигантских авиабомб «Летающих крепостей…» За точность цитаты не ручаюсь, но суть в том, что сбили русские солдаты спесь с заокеанских вояк. Из-за мужества русских солдат позорно провалился бы у союзников десант, если бы не предательский приказ немецких генералов: не препятствовать десанту! Вся немецкая тяжелая артиллерия в Нормандии, которая знала о предстоящем десанте и могла потопить все американские корабли, сдалась союзникам БЕЗ ЕДИНОГО ВЫСТРЕЛА!!! Дальновидные немецкие генералы, понимая, что война проиграна, сохранили жизни себе и немецким солдатам, подставив русских солдат — власовцев. Им, вооруженным стрелковым оружием, пришлось сражаться с американскими линкорами! Но если через полсотни лет надумают янки отпраздновать юбилей самого большого в истории десанта, то на это мероприятие пригласят и эскимосов, и пигмеев и тех же немцев, но и на дух не подпустят ни одного русского! Чтобы кондрашка не хватила американских ветеранов, если опять встретят они в Нормандии русских!

— Ви-ить… — взмолился я, теряя терпение, — опять тебя поволокло не в ту степь! Ты про Олега-младшего расскажи! Чем дело кончилось, чем сердце успокоилось?

— А-а-а… — горестно крякнул Виктор. — Ничем не кончилось… вернее, кончилось, но ничем. Когда я Олега увидел, удивился: вылитый бравый папаша-власовец! Будто бы шагнул из фотографии, сменив военную форму на цивильную. Олегу-отцу тоже было двадцать… очень похож! Но на этом восторги мои закончились. Узнав, что я советский, Олег по-русски объяснил, что в этом доме чтут память о его русском отце, поэтому советскому гостю места за этим столом… ни-ког-да! Сказал он это слово без акцента и на дверь показал, как непонятливым. Такой был интересный разговор…

— Да-а… И Вещий был с характером… — комментирую я.

Виктор садится у входа в палатку, закуривает. Стряхнув с колена пепел от сигареты, неожиданно спрашивает:

— Ты польский кинофильм «Алмаз и пепел» видел? Нет? Жаль… Это фильм о ненависти поляков к русским и к своим коммунякам. Странно, что партчинуши это не поняли, выпуская фильм на экран. И знаешь, что меня беспокоит в Чехословакии?

Вопрос риторический, я молчу.

— Тетрадь. Толстая… общая… Я ее ни разу не видел, а она мне по ночам снится. Об этой тетради узнал я от Карела. В ней Олег-отец написал свои воспоминания, размышления. О детстве, юности, лагерях и о власовской армии… о себе и о других. И на внутренней стороне обложки тетради было завещание, адресованное будущему ребенку. Знал он, что будет ребенок… и поручил Олег этому ребенку опубликовать частные записки власовского унтер-офицера тогда, когда не будет коммуняк. Верил Олег, что наступит такое время, только не скоро, а иначе завещал бы это жене своей, Боженке, у которой хранилась эта тетрадь. Писал Олег-отец по-русски, поэтому Карел, хотя и не раз держал тетрадь в руках, прочитал только завещание, написанное по-чешски. А когда Карел освоил русский язык, тетрадью уже завладел подросший Олег-сын, который наотрез отказался дать тетрадь своему дяде за то, что тот вступил в КПЧ. Объяснял дядя племяннику, что при существующем политическом строе каждый историк обречен на партийность, но…

— Вить, ты про тетрадь…

— Да… Олег на курсах овладел русским языком, в чем, конечно, помогло ему желание овладеть наследством мятежного отца. Не случайно я спросил про фильм «Пепел и алмаз». Там чудом уцелевший участник Варшавского восстания мстит… убивает коммунистов… пока не погибает. Безрассудным озлоблением против нас, советских, Олег похож на поляка из того кино. Мы, историки, чувствуем критические моменты в истории государств. И я уверен, в Чехословакии есть достаточно авторитетное в народе антикоммунистическое подполье, где готовятся серьезные события. И заботит меня не судьба Чехословакии: что будет с этой наивненькой страной — все ясно. А то, что когда в Праге начнется народное восстание, а это — вот-вот, то Олег будет его активным участником. Тревожит меня судьба и Олега, и тетради. Не понимают чехи советской «дружбы народов». Советский Союз всегда готов помогать «друзьям по соцлагерю», когда об этом его не просят, но особенно безжалостна эта помощь тогда, когда ей сопротивляются!

Виктор хмыкает и неожиданно спрашивает:

— Ты знаешь, на какой машине парни разных народов за границу ездят?

— Не-ет… — теряюсь я от неожиданного вопроса.