– Очень смешно! – скривился Синглар. Номмо рассмеялся у него в голове. Нервно, почти истерично. Туман за окном расступился. Трамвай выполз из низменности на новую пустошь, затем снова нырнул вниз. Где-то здесь были брошенные хижины последних флориан. Они ушли отсюда, когда здесь появилась железная дорога. Ушли дальше, в пустоту, неизвестность. Ушли за границу изведанных земель подпространства, за край этого мира. Или же в его центр? Трамвай добрался до последней остановки, сделал петлю и пополз назад. Пассажиры проводили его взглядом. – И что теперь? – спросил Синглар. – Куда ты, черт возьми, завес нас? – он увидел, как шакал убегает, поджав хвост и громко выругался.
– Думаю, нам лучше идти за ним, – сказала Габу, оглядываясь по сторонам. Туман снова проглотил их. Мокрый, холодный туман. Земля под ногами стала мягкой, словно они шли по живому существу, которое дышало, чувствовало их шаги. Несколько раз им на пути встречались пустые хижины, с провалившимися крышами. Хижины флориан, но хозяев нигде не было. Не было даже их тел.
– Так вот, значит, где ты родился, – сказала Джейн, крепче прижимаясь к Кафланду. Какое-то время он рассказывал ей то, что запомнил, когда был ребенком, затем стих, признавая, что они уже зашли слишком далеко, даже для флориан. Белый туман окрасился в бледно-розовые цвета, то тут, то там, стала появляться редкая растительность. Под ногами копошились крошечные твари, прячась в пористой земле.
– Такое чувство, еще немного и мы увидим какой-нибудь город, – сказал Синглар.
– Может быть, твои предки переселились и живут теперь здесь? – спросила Кафланда Джейн.
– Сильно сомневаюсь, – он недоверчиво огляделся по сторонам.
– Ты тоже это чувствуешь? – спросила его Габу.
– Чувствую что?
– Что за нами кто-то идет, – она ждала больше минуты, но так и не получила ответа. – Полин?
– Может быть, ты просто устала? Кажется, что мы идем уже целую вечность.
– Флавин? – позвала Габу. Он обернулся. В бледно-алом тумане его лицо выглядело белым и изможденным. – Что с тобой? – спросила Габу.
– Я устал.
– Черт! Плиора, сколько нам еще идти? – Габу споткнулась о старый, сгнивший корень. Ребенок на ее руках проснулся и снова начал плакать. Туман то поглощал его голос, то искажал, то усиливал. Какое-то время Габу и Полин пытались успокоить его, затем сдались, привыкли, словно он плачет уже целую вечность, словно его слезы – это что-то постоянное и неизменное, которое было с ними почти всегда. Потом ребенок стих. Никто даже не заметил этого. Снова заплакал и снова стих. – И все-таки за нами кто-то идет, – Габу остановилась в очередной раз, огляделась.
– Может быть, это само место? – предположила Полин. Ей казалось, что они идут уже несколько дней. Хотелось спать, есть, пить, но в тоже время, она знала, что сможет так идти еще очень долго. Дни, недели, месяцы, может быть, даже всю свою жизнь. Она вспомнила трамвай, который вез их до последней остановки, вспомнила, как он развернулся и пошел обратно. «Может быть, это не зря? Может быть, мы не должны быть здесь?» – подумала она и уже хотела сказать об этом Габу, когда мертвый лес, по которому они шли, начал редеть, расступаться. Туман стал менее плотным, обнажив, подступившие с боков серые горы, поверхность которых дрожала, переливалась иссиня-черными цветами. Их вершины терялись в высоком небе. Возле их склонов клубился багровый туман. Черные ручьи, извиваясь, текли по сухой земле, соединяя горы друг с другом, словно кровеносная система. Идти можно было либо назад, либо вперед, где на расположенной в низменности поляне находились восемь хижин, сложенных из сухих ветвей мертвого леса. Густая, желеобразная масса капля за каплей, стекая с гор, собиралась в деревне, обволакивая пеленой хижины, клубясь над ними. Все остальное было скрыто от глаз границей, отделившей эту деревню от остального мира. Тонкой границей, хрупкой, обозначенной едва заметными колебаниями воздуха. Границей, возле которой стояло высокое, худощавое существо в монашеской рясе и двое его учеников.
Глава одиннадцатая
– Мастер По! – прошептала Плиора, растягивая свои губы в странной, непонятной улыбке. Он вздрогнул, обернулся, словно смог услышать свое имя. Имя, которое ему было дано в другой жизни. Далекой жизни. Жизни, которую забрал у него Латиял, разрубив его тело вдоль пояса одним сильным ударом. После уже была другая жизнь. Мертвая жизнь, холодная. Такая же холодная, как глаза женщины, которая вернула его из вечного сна, глаза Плиоры. Глаза слуги самого дьявола, как думал мастер По. Пытался думать, потому что все вокруг было словно сон, в котором есть лишь инстинкты и цель.