Читаем Пятая рота полностью

— Видите, видите, товарищ капитан? — не унимался я, выражая общее изумление.

Востриков видел. Видел то же самое, что и пятьдесят четыре сержанта: вода в ручье по прорытому руслу взбиралась на пригорок и перетекала его. Не разливалась стороной, не давала брызг, не создавала запруды, а будто бы опровергая все законы природы свободно текла вверх!

Что мог на это сказать начальник карантина, не имея разумных объяснений? Он и сказал:

— Да-с… Бывает. Карантин — к бою!

Мы напялили каски, похватали автоматы и приготовились к выполнению очередной вводной. А почему вода ползет вверх, мне объяснили через год. Под самый дембель. Один неимоверно умный дух, который перед призывом успел закончить физмат успокоил меня, рассказав, что законы физики никто не отменял. Они продолжают действовать даже в Сороковой армии самостоятельно и без всякого приказа сверху. Вода как должна была течь вниз, так вниз и течет. Просто в горах сила земного притяжения искажена и чем выше предмет, тем сильнее искажение. Человека притягивает не к центру Земли, а к основанию горы и он стоит под небольшим углом к горизонту. Наши органы чувств нас обманывают и мы не замечаем отклонения. Нам кажется, что вода ползет вверх, хотя она льется как и положено вниз.

Последние три дня карантина мы штурмовали дом с целью его захвата.

Обыкновенная мазанка без крыши, оконных рам и дверных косяков. На месте окон и двери — прямоугольные отверстия с выщербленами от былых обстрелов и минувших штурмов наших предшественников из старших призывов.

Согласно вводной, которую дал Востриков, пара сержантов должна была захватить этот глиняный сарай с рубежа восемьдесят метров.

Третий день пара за парой, упакованные в каски и бронежилеты, громыхая из автоматов, штурмовали эту мазанку. Востриков сопровождал каждую пару метрах в пяти сзади иногда приговаривая соискателей:

— Убит!

После «смерти» одного из пары, с дистанции снималась вся пара.

— Товарищи сержанты! — объяснял нам капитан, — Ваша задача: научиться захватывать здания без потерь! В кишлаках, которые вам придется прочёсывать, десятки таких же убогих хибар. И мы не имеем права терять людей при штурме каждого. Следующая пара — на исходную.

Новая пара сержантов занимала свое место на исходной, только для того, чтобы через несколько минут быть «убитой» Востриковым.

Рыжий смотрел на все эти игры с выражением презрения. С тем выражением, с которым художник смотрит на маляра. Оба работают с красками, но результат деятельности — различный.

Рыжий просто сидел и курил, глядя как карантин безнадежно штурмует мазанку.

— И хрена ли ты тут сидишь, весь такой из себя умный? — подсел я к нему.

— А что делать? — разумно переспросил он меня.

— Ну, покажи класс! — я показал рукой на домишко, который безуспешно штурмовала очередная пара.

Рыжий откинулся на спину, лег прямо на землю и, заложив руки за голову, мечтательно смежил глаза:

— А какой смысл?

— Не понял?! — я был поражен таким спокойствием.

— Какой смысл жопу рвать? Через день-другой карантин все равно разгонят. Востриков нам не командир. У нас, после распределения, будут свои командиры и свои деды с черпаками. Так какой смысл пот проливать?

Резонно. И грамотно. Я сам как-то до этого не допер.

— Ну, а ты, разведка, — все же не унимался я, — к примеру, сможешь взять этот дом?

Рыжий сдвинул панаму и из под полей посмотрел на меня одним глазом:

— Делов-то! Только они не правильно его штурмуют.

— А как надо?

— Ну, — зевнул Рыжий, — в учебке нас этому учили. Я этот домик тыщу раз штурмовал в Ашхабаде. Они совсем не так делают.

— Так покажи, как надо!

— Ага! — усмехнулся Вовка, — я буду тут по камням ползать, а ты здесь сидеть, тащиться, и прикалываться с меня? Нет уж! Пойдем вместе. Покажу.

Во мне поднялась злость: я уже два раза был «убитый», а этот хохол сидит тут, выпендривается и еще меня подначивает!

— А пошли! — заявил я ему.

Мы подошли к Вострикову и я доложил:

— Следующая пара: Сёмин-Грицай.

— На исходную, — скомандовал капитан.

Мы отправились на рубеж, с которого надлежало начать атаку.

— А теперь вот, что: слухай сюды, — начал Рыжий, когда мы вдвоем с автоматами наперевес поплелись на исходную, — они делают всё не так!

— А как надо? — не понял я.

— Они дом штурмуют с фронта. Это неверно, — пояснил Рыжий, — штурмовать надо с угла.

— Почему?

— Потому. В комнате может быть несколько человек. Они могут стрелять с подоконника, а могут и из глубины комнаты, откуда ты их не увидишь. Усёк?

— Ага. А они тебя будут видеть как на ладони.

— Соображаешь, — одобрил Рыжий, — И капитан совершенно прав, когда «убивает» пацанов. Так штурм не ведут. Слухай дальше. Идем парой с угла, так, чтобы были видны два окошка, то есть, чтобы просматривалось две стены дома. Усек?

— А на хрена? — я еще не усек.

Перейти на страницу:

Все книги серии Афган. Локальные войны

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман