Пятая труба; Тень власти

— Дьявол говорит, что он не может этого сделать, ибо он уже и так в свинье!

Толпа разразилась хохотом. В самом деле, Броммель с его маленькими глазами и выступающим вперёд подбородком был очень похож на это животное.

В ярости он топнул ногой.

— Пропади пропадом все твои товары, лживый монах.

— Бедный человек! — промолвил тот тоном сожаления. — Я наложу на тебя наплечник. Прикосновение святой ткани исцелит тебя.

И, спрыгнув со своей импровизированной кафедры, он хотел обмотать шею Броммеля, но тот сопротивлялся отчаянно.

— Боже, как мучит его дьявол! Боюсь, что в нём сидит особенно могущественный дьявол, с которым не справиться бедному монаху вроде меня. Это, вероятно, тот самый злой дух, который сидел в Арии и других еретиках. Надо будет доложить об этом случае епископу.

Никому не хотелось иметь дела с епископским судом. Он по меньшей мере нёс за собой большие убытки. Эта перспектива быстро привела в себя Броммеля. Он позволил монаху наложить на себя наплечники и тихо шепнул ему:

— Держи язык за зубами и будешь получать сосиски даром, как прежде.

Монах незаметно кивнул головой.

— Боже, как прикосновение святой ткани успокоило его! Чудо! Настоящее чудо! Злой дух, не покорившийся кресту, уступил наплечникам, получившим папское благословение. Несомненно, Господу Богу угодно было проявить таким образом их могущественную силу.

Монах с триумфом посмотрел кругом.

— Вы все были свидетелями. Если среди вас есть такие, у кого на душе лежит грех или кто одержим каким-нибудь желанием, то пусть выходит сюда смело и покупает что-нибудь из моих вещей. Ему не придётся жалеть о своих деньгах. Наплечники предохраняют того, кто их носит, от всяких зол, это я знаю по собственному опыту. Сказать вам по секрету — помогают они хорошо и в любовных делах.

— Сколько они стоят? — робко спросила какая-то молодая девушка.

— Каждая вещь по зильбергрошу. Страшно дёшево, хотя должны бы продаваться на вес золота. Впрочем, что это я говорю! Прости меня, Господи! Разве можно за какие бы то ни было деньги на земле приобрести такое сокровище? Кто возьмёт чётки и наплечники вместе, тому десять процентов уступки!

— Я, пожалуй, куплю, — сказала девушка. — На то и другое у меня нет денег. Но ведь и каждое порознь хорошо действует, не правда ли?

— Конечно! Ещё бы! Разумеется, то и другое вместе действует сильнее так же, как двое сильнее одного. Но и каждая вещь в отдельности тоже действует сильно.

Девушка стала рыться в кармане. Монах воспользовался паузой, обернулся к Броммелю и сказал:

— Может быть, теперь и ты заплатишь свой зильбергрош, мастер Броммель, чтобы не нарушать счёта.

— Но ведь я никогда не говорил, что собираюсь покупать у тебя, — возразил опешивший Броммель, делая жест, чтобы сорвать с себя наплечник.

Монах остановил его с выражением ужаса.

— Остановись, безумец! Ты хочешь отдать назад наплечники, которые так чудодейственно излечили тебя? Ещё раз отдать себя во власть дьявола? Разве ты не понимаешь этого?

— Но у меня нет достаточно денег с собой, — попробовал оправдаться мастер Броммель. — Вот смотри!

И он вынул из кармана какую-то мелочь.

— Ничего, — сказал монах. — Давай сюда деньги.

Броммель подал ему деньги, радуясь, что отделался так дёшево.

— Остальное я дополучу с тебя вином, когда буду заходить иногда к тебе за сосисками, мастер Броммель. Мучения плоти тоже ведь нужно утолять.

У Броммеля вытянулось лицо. Все кругом захохотали.

Не сказав более ни слова, он круто повернулся и пошёл, не глядя по сторонам. Он не заметил, как в окне лучшей гостиницы в городе на противоположной стороне показалось прекрасное лицо, и глубокие серые глаза смотрели на него сверху, следя за ним, пока он не скрылся за поворотом улицы.

Он шёл быстро и нетерпеливо, опустив голову, как будто не желая никого ни видеть, ни слышать. Но в эти дни трудно было не наткнуться в добром городе Констанце на какое-нибудь любопытное зрелище.

На ближайшей площади, на грубо сколоченных подмостках давалось представление. В воздухе было уже тепло. Зрители запаслись толстыми сапогами, а актёрам нужно было есть и пить, как в хорошую, так и в плохую погоду одинаково. Играли обычные в то время миракли. Эти миракли возникли в средние века из так называемых «страстей Господних», грубых, но проникнутых благоговейным чувством пьес, воспроизводивших евангельские события. Сначала миракли всячески поощрялись церковью. Даже в тот период, когда они выродились, они никогда не подвергались серьёзному запрету. Полуцерковные, полусветские, очень часто профанирующие всё святое, они ещё продолжали изображать страсти Христовы, внося в них множество посторонних вещей. Играли их и при дворах, и на улицах, и смотреть их стекалась публика самая разнообразная. Актёрами выступали большей частью французы, ибо в Германии эти пьесы были ещё новостью. В Констанце было много таких, которые понимали французский язык.