Пятая труба; Тень власти

Вечером я опять играла перед доном Федериго: мне нужны были деньги на похороны. Услыхав об этом, он отнёсся ко мне очень милостиво и дал даже больше, чем мне требовалось на похороны. Это было счастье, что дон Федериго узнал о похоронах: так как я не призывала священника к умирающей, то сначала не хотели было её хоронить. Потом дело уладилось: я предполагаю, что в него вмешался дон Федериго.

Мы похоронили Изабеллу на кладбище города Бергена. Если вы хотите взглянуть на её могилу, я вам могу её показать. На ней поставлен простой деревянный крест. Кругом него цветы. Заходящее солнце золотит верхушки небольшого леска около кладбища, а с океана доносится туда чистый и свежий морской воздух. Хорошо пожить в этом месте, хотя бы и не было надгробного камня.

Что касается меня, то я вскоре после этого покинула Берген. Актёры поехали дальше, и я с ними. Запас денег меня был невелик. А таким способом я надеялась безопасно и без особых затруднений добраться до севера. Между прочим, я написала вам письмо, адресовав его в лагерь принца, но оно, как видно, не дошло до вас. Мне не удалось, однако, осуществить свой план, так как актёры изменили свой маршрут. Хуже всего было то, что я сама заболела лихорадкой — не такой сильной и жгучей, которая свела Изабеллу в могилу, а незаметной, но упорной и истощающей силы. Актёры относились ко мне чрезвычайно сердечно и возили меня всюду с собой, хотя я для них была лишней обузой. Я была в таком истощённом состоянии, что едва могла понимать, что со мной происходит. Но вот однажды утром я проснулась с таким чувством, как будто очнулась от тяжёлого и долгого сна.

Дотащившись кое-как до окна, я выглянула наружу. Небо было ярко-синего цвета было тепло, дома и люди казались совершенно непривычными для меня. Я очутилась в Милане. Мало-помалу я становилась крепче и опять стала играть с труппой — надо же было чем-нибудь зарабатывать себе на пропитание, да и следовало отплатить как-нибудь актёрам за всё то, что они для меня сделали. Можете представить, как мне хотелось вернуться назад, на родину. Но моя мечта осуществилась только через два года: в Голландии ведь свирепствовала война.

В конце лета мы прибыли во Францию. В Монтабане губернатором оказался герцог де ля Тремуйль, дальний родственник нашей семьи. Не все губернаторы похожи на вас, это я узнала по собственному опыту. Однако я решилась поведать ему о своём положении. Он, конечно, знал моё имя и мог бы сделать что-нибудь для меня. И он действительно это сделал.

Бедный Лафосс был страшно перепуган, когда герцог сам пришёл к нам и стал разыскивать свою родственницу. Но в конце концов он только выиграл от этого посещения. Герцог взял меня с собой ко двору Генриха Наваррского. Потом мы поехали в Ларошель, где он посадил меня на вооружённый гугенотский корабль, отправлявшийся в Англию, и дал мне поручение передать письма лорду Сесилю. Хотя королева приняла меня в высшей степени любезно, но мне хотелось поскорее увидеть Голландию и вас, чтобы передать вам последние слова вашей жены.

Высадившись в Бриле, я сейчас же стала разыскивать вас. Я узнала, что года два тому назад вы взяли приступом Гертруденберг, но затем уехали оттуда. Никто не мог сказать мне, где вы потом были. Некоторые уверяли, что вы умерли. А умерли многие: Изабелла, её отец, моя мать.

Я приехала в Гуду, где у меня есть родственники. Отсюда я хотела ехать в Дельфт — повидаться с принцем и расспросить его о вас.

Ну, теперь я вам всё рассказала. О многом я предпочитала бы умолчать, но нарочно сказала вам, чтобы вы могли убедиться, что с моей стороны было сделано всё возможное. Может быть — Богу известно, что эта мысль сильно тяготила меня по временам, но теперь, оглядываясь назад, я не вижу другого пути. Мне страшно прискорбно, что я не могу сообщить вам более отрадных новостей, но, видно, так было угодно Богу. Может быть, это послужит вам утешением когда-нибудь, когда самое худшее уже будет пережито.

Она смолкла, и я напрасно искал слов, чтобы поддержать разговор: я был совершенно ошеломлён тем, что мне пришлось услышать. Наконец я сказал:

— Не знаю, как и благодарить вас, донна Марион. Я не в состоянии выразить словами то, что чувствую. Ваш рассказ похож на сказку из другого мира. Никогда бы я не поверил, что у нас на земле возможны такие вещи.

— Я не совсем понимаю, о чём вы говорите, — холодно отвечала она. — Я действовала так, как мне подсказывало чувство. Я была обязана сделать всё это, и потому вам незачем меня благодарить. Но я слишком разговорилась. Становится уже темно, и я велю принести свечи.

Она встала и позвонила. Через минуту вошёл слуга со свечами. Теперь я опять мог видеть её. Она стояла, опираясь рукой на стол и глядя не на меня, а куда-то дальше меня. Она была очень бледна, и на её лице появилось какое-то жёсткое выражение. Я подошёл к ней, взял её руку и поцеловал, как когда-то в первый день моего прибытия в Гертруденберг она поцеловала мою.