Пятая труба; Тень власти

— Марион! — закричал я опять. — Разве вы не знаете, что это грех, за который пастыри духовные обещают вечное наказание? И вы, сохранившая в себе веру, хотите совершить его?

— Да, — спокойно возразила она. В её голосе послышалось что-то величавое, как будто она устыдилась моих сомнений. — Неужели вы думаете что ради вас я остановлюсь перед этим? Но не бойтесь. Бог не осудит меня. А что касается ван Гульста, то я прямо объявила ему об этом, и пусть он идёт на риск. Ему нужна не я, а моё состояние — состояние Изабеллы. Мне кажется, на нём лежит какое-то проклятие. О, зачем вы всё это сделали!

— Марион, если б я мог знать…

— Увы, вы правы. Если б только вы могли знать… Но мысль о том, что я могла косвенным образом способствовать вашей смерти… свела бы меня с ума! Я не могла бы жить с ней. Теперь я могу быть сильной; но тогда я должна была бы быть слабой! В конце концов ведь я всё же женщина. И если моя смерть будет теперь моей обязанностью, тогда она будет грехом, который мне никогда не простится, и я потеряю вас в этом и в том мире. Сжальтесь же надо мной!

Упав опять на колени и судорожно обнимая мои ноги, она продолжала страстно:

— Смотрите! Я теперь прикасаюсь к вам, хотя и не должна этого делать. Я не встану, пока вы не обещаете сделать то, о чём я прошу. Обещайте, обещайте! — в отчаянии кричала она. — Если любите меня, обещайте!

Я был потрясён до глубины души. Вот это была любовь.

— Не сомневайтесь, — продолжала она. — Ваша честь будет спасена, и вы будете реабилитированы. Но вы должны жить, ибо вы не вправе отказываться от жизни.

Что-то строгое зазвучало в её голосе.

— Вы принадлежите не только себе или мне. Вы нужны стране, чтобы вести её к победе над заблуждением и мраком. Что я такое? Я только женщина, моя смерть останется незамеченной. Я знаю, знаю, — с необыкновенной мягкостью продолжала она, — что я задаю вам трудную задачу. Но я слаба и даю вам тяжёлую задачу потому, что вы сильнее меня.

Я не мог отвечать, не мог произнести ни слова.

— Обещайте это мне, — мягко, но настойчиво начала она опять. — Заставляя меня ждать вашего ответа, вы причиняете мне страдания хуже всякой агонии. Если любите меня, обещайте.

Всё моё существо возмущалось против этого. Нет, не должно этого быть.

— Но, Марион, — заговорил я, когда дар речи вернулся ко мне, — прежде всего я должен знать, прежде всего вы должны рассказать мне всё. Может быть, есть ещё выход.

— Увы, нет. Но я расскажу вам всё, только обещайте. Если любите меня, освободите меня от этих мук. Сжальтесь и обещайте.

Она ещё сильнее охватила меня. Невозможно было сопротивляться её умоляющему голосу.

Мысли мои носились в беспорядке. Я был опять на свободе, и, конечно, я, дон Хаим де Хорквера, воспитанный то-ледским инквизитором, окажусь ещё достойным соперником для барона ван Гульста и добрых граждан города Гуды, и не опускаясь до лжи. Они выпустили тигра из клетки. Тем хуже для них.

— Прежде всего расскажите мне всё, Марион, и если выхода действительно нет, как вы говорите, то я согласен на вашу просьбу.

Она перевела дыхание.

— Благодарю вас. Теперь мне легче, — промолвила она, поднимаясь с колен.

Вдруг она покачнулась и вытянула руки, ища опоры. Все её силы ушли в эту страстную мольбу: слишком велико было это напряжение. Я привлёк её к себе, чтобы она могла оправиться.

Через минуту она уже опомнилась.

— Нет! Я не должна этого делать, — воскликнула она, освободившись из моих объятий.

Я стиснул зубы. Дорого поплатятся за это ван Гульст и другие.

— Я всё расскажу вам, но вкратце: времени у нас немного.

Она говорила быстро, не переведя дух.

— До восхода солнца вы должны решиться. Выхода нет. Ибо меня сторожат так же, как и вас. Со вчерашнего дня ван Гульст и его люди неотступно следят за мной. Но мне всё-таки удалось послать мою служанку к Марте ван Гирт и в предместье города предупредить, чтобы все вооружались и шли выручать вас. Ибо если многие ненавидят вас, то многие и обожают вас — таких гораздо больше, чем вы знаете. У одного ван Гирта до пятидесяти служащих, которые гораздо больше любят его дочь, чем его самого. Я думаю, что все они явятся. Но, увы! Вам придётся раньше решиться. Я была в вашей комнате и читала то, что написано в книге с серебряными застёжками.

— Мой дневник, — тихо сказал я.