На следующий день я словил это чувство чистоты, я шел по улице как стакан с водой. А еще помню удивительное переживание, когда смотришь на полуоголенные женские тела, и вообще никаких эмоций это не вызывает, то есть, животное тело не реагирует. Но потом, понятно, что так жить долго невозможно здесь, и я стал втискиваться в эти рамки. Плюс, ведь дается все это не для того, чтобы им наслаждаться, а чтобы как раз сюда привносить, где-то читал, не помню у кого – "все, что ты приобрел в созерцании-молитве-медитации, ты должен вернуть в любви". По крайней мере, я хотя бы понял, что такие предшествующие периоды жесткой пахоты приносят очень серьезные духовные дивиденды, и мне самому, и окружающим.
А сам этот "дачный хадж" прошел под знаком Муладхары (и ее божества Брахмы), всего с ней связанного, вплоть до ощущений Кундалини. И еще почему-то Православия. Господи, как же было хорошо! Мне даже неловко говорить об этом, но я, кажется, видел даже не просто ангельских существ, а шестикрылого Серафима, и т.п. Я потом думал, что, видимо, в чистоте природы там уже этот "Переход 2012" в самом разгаре, там все рядом, из всех традиций доступны, только руку протяни, даже особо тужиться не надо. А вот в местах кучного проживания людей – такие форпосты нечистот старого мира, как бы вся грязь сюда выдавливается напором света, и тут она прессуется, кипит, бурлит, беснуется, а вот за границы уже не выходит, там уже не может жить. Такое вот впечатление".
Этим летом в июле как-то особенно жарко у нас. Был поставлен температурный рекорд за всю историю наблюдений: +36 градусов по Цельсию. Особенность наших мест при такой температуре – почти невыносимая духота и влажность. Особенность этого года – по весне было много воды, так много, что ей уже некуда было впитываться, сейчас уже конец июля, а в тех местах, где я был, до сих пор кое-где стоит еще та самая "весенняя" вода, хотя, в целом подсохло, конечно. Естественно, это дало в лесу огромный всплеск всякой летающей кусающе-жалящей живности, без внимания которой в Сибири йогу никуда.
Еще одна особенность этого сезона – быстрая ранняя весна, аномально раннее вскрытие льда на Томи, а потом долгая холодная пауза. И в конкретно моих местах (буду называть их так, потому что я там часто практикую) – окрестности исчезнувшей деревни Таловка и Таловских чаш, полуживой деревни Заречное, ну и Басандайки с Межениновкой, это выразилось, например, в том, что на макушку лета (конец июня) осины вообще стояли еще голые, без листвы, только в сережках.
Но, правда, в этих местах, вообще все как-то запаздывает, в своем ритме живет, и все какое-то очень удивительное, западает в душу раз и навсегда, и совсем не понятно мозгу почему. Ну, что тут такого в этих полях, лесах, почему они становятся милее всего. Да, есть тут удивительные Таловские чаши, и как раз с них я начинал знакомство с этой землей, это была, можно сказать, моя первая йога. Когда я был юн, я вообще мог приехать на дачу на первой 9-часовой электричке (около 40 км. от города, как раз на пол пути от Томска до Тайги), час езды, в 10 я уже там. Дойти до дачи, тогда еще была старая дача, в глубине дачного поселка, потом оттуда до Таловских чаш (километров 5-6 в одну сторону), потом обратно, умудрялся что-то по огороду поделать, и успевал на электричку к 15:00 обратно в город. Сейчас я на такие подвиги молодости уже не способен.
И что я там делал на этих Чашах? В общем-то ничего особенного, калебасить я тогда не умел, медитировать тоже, о йоге не думал, я обходил полянку, умывался, чистил чаши еловыми ветками, когда пошла мода бросать в чаши монетки, доставал их оттуда, чтобы не портили место, дышал, думал, мечтал о чем-то. Я бывал там во все времена суток и года, в каждом есть своя неописуемая прелесть, но, наверное, особняком стоят зимние походы, на лыжах, этот бесконечный простор полей, и заходящее Солнце в кристаллах снега и льда, до синевы неба подать рукой, и тишина, в лесу зимой тихо так, как нигде…
4. На Таловских чашах. Июнь 2008.
Конечно, мне всегда хотелось поделиться этим чем-то чудесным с другими, и я переводил туда почти всех своих близких, друзей и знакомых. Большинство, надо сказать, все-таки успевал накрыть самым краешком этот подол Матери Мира, до которой, как я потом понял, оттуда рукой подать. На какое-то, к сожалению, очень скоротечное время они преображались.
Но я не был тогда йогом, меня просто непреодолимо влекли эти места, и я ходил туда снова и снова, и повторений не было, каждый поход был для меня как медитация. Уже через несколько лет, когда география моих походов по тем местам расширилась, я понял, что дело не в самих Чашах, которые безусловно прекрасны. Чаши – только порождение самого Духа этой земли, его творение, облеченная в форму одна из его граней. Это удивительная земля, почему-то именно эти места для меня больше всего ассоциируются с Русью.