Кроме того, мы вели съемки в окрестностях Ганновера: на территории бывшего концлагеря Берген-Бельзен, где похоронена Анна Франк, и в старинном сказочном городке Целле, где возле старой синагоги в тротуаре установлены упомянутые «камни преткновения», сделанные руками кельнского художника Гюнтера Демнига.
Памятник депортированным евреям в Ганновере
«Камни преткновения», подготовленные в мастерской Гюнтера Демнига
Случались и неожиданности. Во время беседы с фрау Крайзель-Либсрман в ее кабинет вдруг вошел ее старый друг, бывший пастор, а ныне пенсионер Хуго Цабель. Оказалось, что и для него наша тема не чужая, и несколько его высказываний и воспоминаний вошли в фильм. Но многое осталось за кадром. Например, такой факт его биографии.
В конце войны, весной 45-го, его — четырнадцатилетнего мальчика — отправили на защиту Берлина от наступающих советских войск. Гитлер перед тем, как покончить с собой, приказал стоять насмерть. И все эти. по сути, дети должны были погибнуть, если бы их командир, опытный офицер, потерявший на войне руку, не приказал молодежи сложить оружие и отправляться по домам, спасать своих матерей и сестер от огня войны. Не будь этого приказа, не беседовали бы мы с пастором Цабелем, и не призывал бы он своих прихожан к миру все послевоенные годы.
Кельн
В Кельне живут мои хорошие знакомые. И они немало помогли нам. Профессор Грета Ионкис, большой знаток еврейской истории и кёльнских достопримечательностей, показала нам несколько памятных мест времен Второй мировой войны. В фильме использованы съемки в подвалах здания, где размещалось городское отделение гестапо.
Очень интересен памятник Эдит Штайн, еврейской девушке, ставшей монахиней в кёльнском монастыре кармелиток и закончившей свои дни в газовой камере Освенцима. Как сформулировал потом один богослов: «Она осталась еврейкой и стала христианкой» [12]
. Памятник многозначен, в фильм попал только один его фрагмент.Вопрос, действительно, «вечный», но раз уж он поставлен, постараюсь кратко ответить. В словах богослова есть, конечно, лукавство. Правильней было бы сказать: «Она стала христианкой, но осталась еврейкой». По крайней мере, в глазах нацистов.