Пятьдесят три письма моему любимому

Я засмеялась, может быть, слегка истерично. Не думаю, что он хоть чуть-чуть понимал, чего мне стоило прийти сюда. Я пересекла океаны, страны и континенты. Это-то было просто. Но сейчас, здесь, сидя рядом с Троем Хитгейтом, я балансировала на лезвии ножа между честью и позором.

– Выпей. – Он протянул мне стакан воды.

Это помогло. Я не могла пить, смеяться и плакать одновременно.

– То, что ты здесь, само по себе ничего не значит. – Он взял у меня пустой стакан и включил телевизор. – Мы можем заказать еду в номер, поболтать, посмотреть кино.

Я округлила глаза.

– Не такое кино, – рассмеялся он.

От этого мягкого смешка у меня расплавились кости.

– Нет? – изобразила я разочарование.

Он кинул в меня подушкой. Я ответила тем же, довольно сильно шлепнув его.

– Ах, так? – прищурился он.

И мы начали возиться и кататься по кровати, устроив подушечный бой, как малые дети.

Вот только детьми мы не были. Я ощущала в его руках грубую силу, видела под рубашкой очертания мощных мускулов, сурово сдерживаемое желание. Мы оба остановились одновременно, раскрасневшиеся и запыхавшиеся, и воздух между нами дрожал и пульсировал от безумной, жадной энергии, которая пожирала все здравые мысли в моей голове. Он справился с собой первым.

– Что ты хочешь посмотреть? – спросил он, откидываясь на подголовник.

– Неважно, – я устроилась рядом с ним, подложив подушку под голову.

Он остановился на музыкальном канале. Надежно, безопасно, не воспламеняет. Понятия не имею, что мы смотрели. Сомневаюсь, что он тоже что-то видел. Он обхватил меня рукой, и я прижалась к нему, словно это было самое безопасное для меня место во всем мире.

На нем были выцветшие голубые джинсы и белая майка. Я никогда не видела, чтобы кому-то настолько шла простая одежда. Я проследила взглядом за его длинными ногами. Даже его большие пальцы ног на удивление красивы.

Я улыбнулась.

– Что? – спросил он.

Покачав головой, я уставилась на экран.

– Так у тебя, наверное, впервые.

– Так – да. Обычно обнимашки бывают после.

– Я имею в виду – снять номер в отеле и чтобы кто-то тебя испугался.

– Шейда, ты боишься?

– Чего? – Я сглотнула. Лучше бы он продолжал делать вид, что мы смотрим музыкальные клипы.

– Всего этого? Меня?

– Нет.

– А чего тогда?

– …Себя. – ответила я.

И это была правда. Я не знала той, что лежала с ним рядом.

Мы сидели, разделяемые лишь тонкой полоской светлой кожи на моем безымянном пальце. Впервые за тринадцать лет я вышла из дома без обручального кольца. Я чувствовала, что напряжение между нами, как туго сжатые кольца спирали, расширяется и сжимается с каждым нашим вздохом.

Он ждет.

Впусти меня.

Я подвинула ногу к его ноге, так что наши пальцы почти соприкоснулись. Почти, но все же еще нет. Его грудь перестала вздыматься. Он затаил дыхание. Телевизор бубнил что-то свое.

Я даже сейчас могу все прекратить, все это дурацкое безумие. Выйти из номера и убежать со всех ног.

Моя нога коснулась его. Такое крошечное движение, но ему не требовалось большего.

Его руки скользнули к моим, наши пальцы сплелись. Большой палец провел кружок по моей ладони. Мы, не отрываясь, смотрели на мелькающие на экране фигуры, но каждый нерв в наших телах сконцентрировался на том, что делали наши руки. Трой провел по моим пальцам вверх-вниз, замирая в ложбинках между ними, лаская, дразня.

Касались ли меня так когда-нибудь раньше? Я бы обязательно запомнила это ощущение, такое простое, но такое всеобъемлющее.

Я провела тыльной стороной руки по его ладони. Почувствовав мои ногти на своей коже, он резко втянул воздух. Туго натянутая струна самоконтроля лопнула.

Он опрокинул меня на спину, поднял и прижал мои руки над головой. Я закрыла глаза в ожидании, в предвкушении поцелуя. Но его не последовало.

Вместо этого он начал сосать мои пальцы, один за другим, словно они покрыты сладкой, липкой начинкой свежеиспеченного пирога. Его язык следовал по голубым дорожкам вен на моем запястье, заставляя меня содрогаться.

Я ждала, когда меня захлестнет вина. Когда накатит ненависть к себе. Ждала, что ноги сами понесут меня к двери. Но, когда его легкие, мягкие губы коснулись моих, я поняла, что ждала на самом деле именно этого. Сколько времени я мечтала об этом? Сколько недель? Месяцев? Лет? Его губы возле моих. Вот так. Мои пальцы в его волосах. Вот так. Все его твердое, мощное тело рядом с моим. Открыв глаза, я утонула в бесконечном небе его взгляда под звуки голоса Глории Эстебан.

И в этот момент было неважно, что это Трой Хитгейт.

«Богатый, галантный, прирожденный лидер», – писали в деловых журналах.

«Опасный, бабник, безжалостный соблазнитель», – причитал длинный ряд разбитых сердец.

Нет. В тот момент это был просто мужчина, дикий, примитивный, лишенный всех титулов и ярлыков – раскрытые глаза, жадный рот, сосредоточенный на единственной вещи в мире и только на ней. На мне.

Если Трой Хитгейт тебя выберет, тебе конец.

Очевидно, что тот или та, кто сказал это, сделал очень важное заявление на благо общества.