Пятьдесят три письма моему любимому

В дни наших встреч с Троем я стала ездить на работу на автобусе. Так было безопаснее, особенно на обратном пути, когда я снова и снова прокручивала в голове все подробности наших встреч и не могла сосредоточиться ни на чем другом.

Но сегодня я жалела, что не поехала на машине. Пассажирам казалось странным, что женщина, сидящая рядом с ними, то и дело закрывает лицо руками. Потом приходит в себя и снова садится прямо. И что за странные звуки она издает? Нечто среднее между смехом и вскриками, а потом резкий вдох – и ее лицо начинает краснеть. И она снова закрывает его ладонями. Ерзает на месте, то сжимает, то разжимает ноги. Проводит пальцами по шее, сует их под воротник. Потом опять смеется, прикрывая рот.

Один за другим люди начали отсаживаться подальше от меня. В моем полубезумном состоянии это казалось мне даже забавным. Потом я вспомнила, как Трой сорвал с меня платье, и у меня внутри все сжалось. Выхватив из сумки книгу, я попыталась сосредоточиться на словах.

– Еще, – услышала я собственный стон. – Хочу тебя всего.

Слова на странице передо мной расплывались и блекли.

Мы заказали обед – полный разврат на блюдах под куполообразными стальными крышками. Стейки, цыпленок, омар, рыба, паста. Трой заказал все меню. Мы продолжали обучение. Мелочи. Он знал каждую ямку и выпуклость на моем теле, но не знал моего любимого блюда. Хотя это было неважно – во мне все менялось. Раньше я больше остальных любила желтый цвет. А теперь голубой – в глазах Троя сияли всевозможные оттенки лазури.

– С днем рождения, – когда мы оба наелись до невозможности, он потянулся и поцеловал меня.

– С днем рождения, – ответила я, притягивая его поближе за ворот рубашки.

На белой ткани особенно выделялись его четки.

– У них какая-то особая история? – провела я пальцем по бусинам.

– Это моей бабушки, – ответил он. – Она отдала их мне, когда я был совсем маленьким. Я просыпался по ночам, боясь, что у меня под кроватью монстры. Она сказала: «Держи вот это. Они будут светить тебе в темноте». И с тех пор я сплю как младенец.

– Вы с ней близки?

– Она уже умерла. Но у меня остались чудесные воспоминания. – Отодвинув стул, он поднялся и взял меня за руку. – Пойдем.

Мы вышли на небольшой балкончик с видом на озеро. Занавески дрожали на ветру, и я теснее прижалась к нему.

– А что бы ты хотел получить на день рождения? – спросила я, уверенная, что он предъявит целый перечень гадких требований.

– Я уже это получил.

Он очень нежно поцеловал меня. Это выбило меня из колеи. Я привыкла к жадному, требовательному, настойчивому Трою, но этот нежный, ранимый Трой рвал мне сердце.

– Пойдем, – потянула я его в комнату. – Через час мне надо возвращаться.

Но он лежал рядом со мной, поглаживая мне руку, играя моими волосами, и его совершенно не волновало, что наше время уходит.

– Для своих тридцати четырех ты очень уж горяча, – поддразнил он.

– Да и у тебя есть кое-что забавное, такое тридцатичетырехлетнее, – моя рука скользнула вниз, накрывая его.

Так оно и началось. То, как он взял меня в первый раз, – только он этого не сделал, по крайней мере, пока я не начала умолять его. А он дразнил меня: подводил самый кончик стержня к моему входу, легчайшее касание – и снова отстранялся. Он терся об меня. Дразнил, дразнил, дразнил. Пока я не стала сплошной пустотой. И страстью. Дрожащей от жажды.

Его губы, язык, пальцы и ладони довели меня до самого края. И снова. И снова. Но этого было мало. Я хотела сплавиться с ним. Ощутить его у себя внутри, в себе, собой.

Когда я обхватила его ногами, вонзила в него пятки, вынуждая и направляя его, он наконец сдался с низким рычанием.

– Погоди, – сказал он, отыскивая штаны.

Я услыхала, как рвется фольга. Когда он повернулся ко мне, я прижала ладонь ко рту.

– Что? – спросил он.

Я замотала головой.

– Да ты… Шейда, ты что, смеешься?

Я прыснула не в силах больше сдерживаться.

– Он… Он красный, – указала я на презерватив.

– Это вишня.

– Он выглядит таким… злобным. Какая-то жуткая вишня.

– Шейда. Впредь никогда не показывай на член мужчины со смехом.

– Прости, – хихикнула я. – Но просто… Я никогда раньше не видела надетый презерватив. Это так…

– Жутко. Жуткая вишня. Я понял, – ответил он. – Из всех возможных сценариев для такого момента – и можешь мне поверить, я много думал об этом, – я в жизни бы не вообразил такой твоей реакции.

– А ты думал… – Я смахнула слезу. – А что ты думал?..

– Восторг. Изумление. Обморок. Ну, знаешь, как обычно.

– Ну все равно что-то не похоже, чтобы ты принял мою реакцию на свой счет.

– Ну, может, не этим местом, – указал он на причину моего веселья. – Но тут, выше! Тут, выше, я просто уничтожен. Напуган на всю жизнь. И мне теперь понадобится много сеансов весьма интенсивной терапии.

– Бедный малыш. Я могу тебе как-то помочь?

– Можешь приступить к этой терапии немедленно.

Я погладила его, и он застонал. Было так странно ощущать его в этой пластиковой обертке. Мои руки осторожно исследовали скользящую поверхность.

– Погоди, – остановил он меня. – Ты сказала, что никогда раньше не видела презерватив?