Пятеро, что ждут тебя на небесах

– Нет, не потерял. Я всегда была рядом с тобой. И ты по-прежнему любил меня. Потерянная любовь – все равно любовь, Эдди. Она принимает другую форму, вот и все. Ты не видишь улыбки любимых людей, не можешь принести им еду или взъерошить волосы, не можешь с ними потанцевать. Но когда угасают одни ощущения, усиливаются другие. Память. Память становится твоим спутником. Ты ее лелеешь. Ты держишься за нее. Ты даже танцуешь с ней. Жизни рано или поздно приходит конец, – сказала Маргарет. – Жизни, но не любви.

Эдди вспомнил годы жизни после смерти жены: он словно все время заглядывал за забор. Он сознавал, что рядом течет иная жизнь, только ему уже в ней не было места.

– Мне никогда никто не был нужен, кроме тебя, – едва слышно сказал он.

– Я знаю, – отозвалась Маргарет.

– И я все еще был влюблен в тебя.

– Знаю, – кивнула она. – Я это чувствовала.

– Здесь? – спросил он.

– Даже здесь. – Она улыбнулась. – Вот до чего сильна бывает потерянная любовь.

Она встала и открыла дверь, и Эдди вслед за ней вошел в другую комнату. В этом слабо освещенном помещении стояли складные стулья, а в углу ее сидел аккордеонист.

– Эту комнату я оставила напоследок, – сказала Маргарет.

Она протянула руки к Эдди. И впервые за все время пребывания на небесах Эдди решился сам сделать первый шаг: не обращая внимания на больную ногу и на свою жгучую неприязнь к танцам, музыке и свадебным торжествам – что, как Эдди понимал теперь, было вызвано одиночеством, – он подошел к своей жене.

– Единственное, чего тут не хватает, так это лото, – обнимая его за плечи, прошептала Маргарет.

Эдди усмехнулся и положил руку ей на талию.

– Можно мне тебя о чем-то спросить? – обратился он к Маргарет.

– Конечно.

– Почему ты выглядишь так, как в день нашей свадьбы?

– Я подумала, тебе это будет приятно.

Эдди на минуту задумался.

– А можно это изменить?

– Изменить? – Она казалась озадаченной. – На что?

– На то, что было в конце.

Маргарет понурилась:

– Я тогда была не очень-то привлекательной.

Эдди замотал головой, точно не соглашаясь с ней.

– Можно?

Она помедлила, а потом снова прижалась к нему. Аккордеонист заиграл знакомую мелодию. Маргарет, наклонясь к уху Эдди, запела без слов, и они медленно поплыли в танце, в привычном ритме, знакомом только им одним.

Ты вынудил меня тебя любить,
А я так не хотела.
А я так не хотела…
Ты вынудил меня тебя любить.
И ты ведь знал об этом,
И ты ведь знал об этом…

Когда Эдди снова посмотрел на нее, ей было уже сорок семь: сеть морщинок под глазами, поредевшие волосы, морщинистая кожа на подбородке. Она улыбнулась, и он улыбнулся в ответ, и для него она была, как всегда, прекрасна. Он закрыл глаза и впервые сказал то, о чем думал с минуты, как встретил ее на небесах:

– Я не хочу продолжать свой путь. Я хочу остаться здесь.

Когда он открыл глаза, его руки все еще ощущали тело Маргарет, но сама она исчезла, как и все, что их окружало.

Пятница, 15:15

Домингес нажимает кнопку лифта, и дверь с шумом закрывается. Внутренняя дверь совмещается с наружной. Кабинка дергается, и сквозь решетчатое окошко Домингес наблюдает за исчезающим из виду вестибюлем.

– Просто не верится, что этот лифт работает, – говорит Домингес. – Он, наверное, из прошлого века.

Мужчина позади него, адвокат по недвижимости, с деланым интересом едва заметно кивает. Он снимает шляпу – в лифте жарко, и он вспотел – и следит за лампочками, зажигающимися одна за другой на латунной панели. Сегодня это его третий визит. Еще один, и можно будет идти домой обедать.

– У Эдди вещей было немного, – замечает Домингес.

Адвокат хмыкает и вытирает лоб носовым платком.

– Значит, мы справимся быстро.

Лифт резко останавливается, дверь с шумом открывается, и они направляются к квартире 6В. Коридор весь обложен плиткой в черно-белую шашечку, сохранившейся еще с шестидесятых годов, и в нем пахнет едой – жареным картофелем с чесноком. Управляющий домом дает им ключ и одновременно предупреждает: следующая среда – последний срок. К этому времени квартиру надо освободить для нового жильца.

– Вот это да! – восклицает Домингес, открывая дверь и проходя в кухню. – Старик, а такой опрятный.

Раковина вымыта, все полки начисто протерты. «Господи, – думает Домингес, – у меня дома никогда так чисто не бывает».

– Финансовые бумаги? – спрашивает адвокат. – Отчеты из банка? Драгоценности?

Домингес представляет себе Эдди в драгоценностях и едва сдерживает хохот. Он вдруг ощущает, как ему не хватает старика. До чего непривычно, что его нет на пирсе, что не слышно его ворчливых приказаний и что никто не следит за работниками, точно ястреб. Они так и не вынули вещи из его шкафчика. Ни у кого не хватало духу. Все пожитки Эдди так и остались лежать в мастерской, будто он вот-вот вернется.

– Не знаю. Проверить в этой штуковине в спальне?

– В ящиках комода?

– Да. Я ведь тута был всего один раз. Мы с Эдди знакомы только по работе.