Пятеро, что ждут тебя на небесах

Эдди семьдесят пять. Понедельник. Эдди надевает очки и проверяет отчеты о техосмотрах. Замечает, что прошлым вечером кто-то пропустил смену, и на аттракционе «Червяк-вьюнок» не проверены тормоза. Эдди вздыхает, снимает со стены табличку «ВРЕМЕННО ЗАКРЫТО НА ТЕХОСМОТР» и несет по променаду ко входу в «Червяка-вьюнка», где самолично проверяет тормоза.

Эдди восемьдесят два. Вторник. Возле входа в парк останавливается такси. Эдди пролезает на переднее сиденье, втаскивая за собой свою палку.

– Большинству нравится на заднем, – говорит таксист.

– Но ты не против? – спрашивает Эдди.

Таксист пожимает плечами:

– Нет, не против.

Эдди смотрит прямо перед собой. Не станет же он объяснять таксисту, что на переднем сиденье кажется, будто сам ведешь машину, а он уже два года как не водит, с тех пор как у него забрали права.

Такси привозит Эдди на кладбище. Он идет на могилу матери, на могилу брата, на несколько секунд останавливается возле могилы отца. И как всегда, напоследок оставляет могилу жены. Он опирается на палку, смотрит на могильный камень и думает, думает о многом. Например, о помадке. Эдди думает, что теперь от помадки у него бы выпали последние зубы, и все же он ни за что бы от нее не отказался, только бы рядом была Маргарет.

Последний урок

Маленькая девочка, явно родом из Азии, была лет пяти-шести, с нежной, цвета корицы, кожей, с темно-сливовыми волосами, с маленьким плоским носом, полными губами, растягивавшимися в веселую улыбку и обнажавшими щербинки в зубах, и совершенно поразительными, темными, как тюленья кожа, глазами с белым, величиной с булавочную головку, пятнышком на месте зрачка. Она улыбалась и радостно махала рукой, пока Эдди не подошел к ней совсем близко, и тогда она представилась.

– Тала, – произнесла она, прижимая ладони к груди.

– Тала, – повторил за ней Эдди.

Она улыбнулась ему так, словно начинала игру. Она указала пальцем на свою мокрую от речной воды, свободно ниспадавшую с плеч вышитую блузку.

– Баро, – сказала она.

– Баро.

Она дотронулась до тканого полотна, обернутого вокруг ее тела и ног.

– Сайа, – сказала она.

– Сайа.

Затем очередь дошла до ее сандалий на деревянной подошве – бакъя, потом до переливчатых ракушек у ее ног – капиз и расстеленного перед ней, плетенного из бамбука коврика баниг. Она жестом пригласила Эдди сесть на коврик и села сама, поджав под себя ноги.

Похоже, никто из детей, кроме девочки, не замечал его. Дети катались по траве, плескались в воде, собирали морские камушки. Эдди увидел, как один мальчуган натирал камушком тело другому: водил камушком по спине, вдоль боков.

– Моет его, – сказала девочка. – Как раньше делали наши инас.

– Инас? – переспросил Эдди.

– Мамы, – пояснила она.

В своей жизни Эдди имел дело со многими детьми, но впервые встретил ребенка, не испытывавшего ни малейшего стеснения перед взрослыми.

Интересно, подумал Эдди, эта девочка и остальные дети выбрали этот райский берег сами или, из-за краткости их воспоминаний, это безмятежное место было выбрано за них?

Девочка указала на карман рубашки Эдди. Он опустил глаза и увидел ершики для чистки курительных трубок.

– Это? – спросил Эдди. Он вынул их из кармана и принялся сгибать, так, как когда-то на пирсе. Девочка приподнялась, чтобы посмотреть, как он это делает. Руки его задрожали.

– Видишь? Это… – Эдди закончил последний виток, – собака.

Девочка взяла игрушку и улыбнулась – таких улыбок Эдди видел на своем веку, наверное, с тысячу.

– Нравится? – спросил Эдди.

– Ты меня жег, – сказала девочка.

У Эдди свело челюсть.

– Что ты сказала?

– Ты жег меня. Ты делал мне огонь.

Она сказала это без всякого выражения, точно ребенок, выучивший урок.

– Моя ина говорит: жди в нипа. Моя ина говорит: прячься.

Эдди снова заговорил, но тише и медленнее, подбирая каждое слово: