Пятеро, что ждут тебя на небесах

– От чего… ты пряталась, девочка?

Она покрутила в руках собачку и опустила ее в воду.

– Сандэлонг, – сказала она.

– Сандэлонг?

Девочка подняла глаза.

– Солдат.

Слово это точно проткнуло его ножом. В мозгу его один за другим замелькали образы. Солдаты. Взрывы. Мортон. Смитти. Капитан. Зажигательные бомбы.

– Тала… – прошептал он.

– Тала, – повторила она, улыбаясь звучанию своего имени.

– Почему ты здесь, на небесах?

Она опустила игрушку.

– Ты жег меня. Ты делал мне огонь.

В глазах у Эдди потемнело. К вискам прилила кровь. Ему стало трудно дышать.

– Ты была на Филиппинах… тень… в лачуге…

– Нипа. Ина говорит, там тихо. Жди ее. Там тихо, хорошо. Потом шум. Большой огонь. Ты жег меня. Там нехорошо.

Эдди сглотнул. Руки его задрожали. Он заглянул в ее глубокие черные глаза и попытался улыбнуться, как будто улыбка была лекарством, которое сейчас было необходимо девочке. Она улыбнулась ему в ответ. И тут Эдди не выдержал. Он закрыл лицо ладонями. Грудь и плечи его затряслись от рыданий. Завеса тьмы, висевшая над ним все прошлые годы, наконец приоткрылась… Это дитя, что теперь перед ним… плоть и кровь… эта милая девочка… он убил ее, сжег дотла… те ночные кошмары… он заслужил их, все до единого. Он же там что-то видел! Тень, метнувшуюся в пламени! Девочка погибла от его руки! Слезы хлынули меж пальцев, и Эдди почувствовал, что душа его разрывается на части.

Эдди застонал, и из его груди, из самого нутра, вдруг вырвался такой вопль, какого он никогда в жизни не слышал. Вопль этот, сотрясая туманный воздух небес, пронесся по речным волнам. Тело Эдди сотрясалось в конвульсиях, голова дико моталась из стороны в сторону, пока вопль не сменился – в захлебывающемся дыхании – напоминавшими молитву волнами признания:

– Я убил тебя, Я УБИЛ ТЕБЯ, – а потом шепотом: – Прости меня. – И еще: – ПРОСТИ МЕНЯ, О БОЖЕ… – И наконец: – Что я наделал? ЧТО Я НАДЕЛАЛ?..

Эдди плакал до тех пор, пока рыдания не перешли в дрожь. И тогда он стал медленно раскачиваться из стороны в сторону, а потом опустился на колени перед маленькой темноволосой девочкой, игравшей на берегу реки со своим проволочным зверьком.

Когда наконец его боль утихла, Эдди почувствовал, что кто-то легонько хлопает его по плечу. Он обернулся и увидел Талу – в руке она держала камень.

– Ты мой меня, – сказала она. Девочка ступила в воду и повернулась спиной к Эдди. А затем задрала баро и натянула себе на голову.

Эдди отпрянул в ужасе. Спина девочки была в страшных ожогах: тельце и узкие плечи все обуглены и в волдырях. Она обернулась к нему, и он увидел, что ее милое, невинное личико теперь покрыто уродливыми шрамами, губы кривятся от боли и только один глаз зрячий. На обгоревшей, покрытой струпьями голове клоками торчали уцелевшие волосы.

– Ты мой меня, – повторила она, протягивая ему камень.

Эдди силой заставил себя войти в воду. Взял камень. Руки его дрожали.

– Я не знаю как… – пробормотал он едва слышно. – У меня никогда не было детей…

Девочка подняла свою обуглившуюся руку. Эдди осторожно взял ее в свою, медленно повел камнем от кисти к плечу и вдруг заметил, что шрамы на руке побледнели. Он потер сильнее, и шрамы исчезли. Эдди стал тереть быстрее и быстрее, пока на месте обгорелой кожи не появилась чистая, обновленная. Эдди перевернул камень другой стороной и принялся тереть тощую спинку девочки, узенькие плечи, тонкую шею и, наконец, щеки и лоб.

Тала положила голову ему на грудь и закрыла глаза – точно задремала. Эдди нежно провел камнем вокруг ее век, а потом по искривленным болью губам и струпьям на голове, пока на ней не появились сливового цвета волосы, а лицо не стало таким, каким было, когда они встретились.

Девочка открыла глаза, и белки ее сверкнули.

– Я пять, – прошептала она.

Эдди опустил камень и, задыхаясь, с дрожью в голосе спросил:

– Пять? Э-э… Тебе пять лет?

Девочка замотала головой. И показала Эдди пять пальцев. А потом ткнула Эдди в грудь, точно говоря: «Я для тебя пять. Твой пятый человек».

Подул теплый, легкий ветер. У Эдди по щеке покатилась слеза. Тала засмотрелась на нее, как засматривается ребенок на жука в траве. А потом заговорила, глядя в сторону.

– Почему грустный? – спросила она.

– Почему я грустный? – шепотом повторил Эдди. – Здесь?

Девочка указала вниз:

– Там.

Из груди Эдди вырвалось рыдание, последнее рыдание. Казалось, внутри у него теперь была полная пустота. Все барьеры между ним и девочкой рухнули: он не мог больше говорить с ней как взрослый с ребенком. И он сказал ей то, что уже сказал Маргарет, Руби, капитану, Синему Человеку, а главное – себе самому:

– Мне грустно, потому что я ничего в своей жизни не сделал. Я был полным ничтожеством. Я ничего не достиг. Я ничего в жизни не понимал. Мне казалось, что на земле для меня не было места.

Тала вынула проволочную собачку из воды.

– Было место, – сказала она.

– Где? На «Пирсе Руби»?

Девочка кивнула.

– Чинить аттракционы? В этом была моя жизнь? – Эдди шумно вздохнул. – Почему?

Тала покачала головой, точно говоря: разве это и так не понятно?