Пятеро из Рубежного легиона

Глава 9 Указательный палец

С самого младенчества в нем появился внутренний несгибаемый стержень. Как-то вырос сам по себе, опережая все, что можно было опередить в формировании и развитии организма. Даже когда ему нестерпимо хотелось есть, он не просил, не требовал, надрываясь в истерике, а лишь молча искоса поглядывал на долгожданную молоконосную титьку.

И эта стойкость с годами в нем только крепла.

Вступив в сознательную фазу жизни, никакими философскими заморочками о поиске своего истинного пути он не страдал. Да и о чем тут раздумывать? По его глубокому убеждению, жизненная дорога должна быть прямой и незамысловатой и вести только вперед. Он же не заяц, незачем ему метаться из стороны в сторону, петлять и путать следы — от своей участи не спрячешься и не убежишь.

Он и сам по себе был прямолинеен.

Основополагающим принципом для себя считал понятие «надо». Практичное и разумное «надо» — наполняет жизнь правильным смыслом и необходимым делом, превращает тебя в человека — жизнестойкого и судьбоупорного, повелевающего своими слабостями.

Изредка, но все же случалось, актуальное «надо» временно исчезало, и тогда он сам его находил в тяжелом физическом труде и занятиях спортом, закаляя свой организм и готовясь к будущим испытаниям и невзгодам.

Еще в детстве он потерял отца, и груз обязанностей и забот о семье перелег на его плечи. Работы навалилось за пятерых. Так он научился не смиряться понуро с выпавшей ему долей, а терпеливо и бодро принимать ее такой, какая она есть.

Так сформировались его волевые качества.

Все же у него было две особо ярких слабости. Инфантильных умников он презирал, возможно, потому что не понимал их, и, встречая подобных, сразу же пресекал любое общение с ними, оборонительно покрутив пальцем у виска.

Правда, постепенно он избавился от этого никчемного «озорства».

Вторая слабость, впрочем, даже не слабость, а жгучее увлечение, которое его затянуло с головой, и, выискивая свободные часы и даже минуты, он с неукротимым азартом всецело предавался ему, прибегая торопливо в небольшой тир, спрятавшийся в полуподвальном помещении на окраине города.

Здесь он погружался в невероятную атмосферу, забывая абсолютно обо всем. Прорезь прицела, мушка и мишень — единственное, что оставалось существовать для него на всем белом свете в эти мгновения.

Была ли в этом какая-либо психологическая подоплека — типа так он «расстреливал» свои невзгоды? Или просто шалили гены — в нем пробуждались древние охотничьи инстинкты? На этот вопрос не смог бы ответить даже он сам.

Тир притягивал его с неумолимой силой, да он никогда и не пытался ее перебороть.

С женщинами он был суров. Физиологическую потребность не отменить, но при продолжительных контактах дамы его крайне раздражали: они создавали слишком много суеты, эмоциональной возни и бесконечно тянувшуюся за ними груду никчемной мишуры и бестолковых безделушек. Поэтому он быстро осознал, как с ними строить честные взаимоотношения — секс за деньги.

В этом случае никто никого не обманывал, и каждый получал то, что ему было нужно.

Когда Землю захлестнули затяжные кровопролитные войны, его призвали на службу в правительственные войска. К этому времени его младшие братья и сестры подросли, и сами уже могли о себе позаботиться, и он с легким сердцем пошел в солдаты.

То самое «надо», вросшее в него с самого детства и ставшее неотъемлемой частью его характера, лишило его всяких сомнений и излишних чувств, мешающих выполнению воинского долга.

Его зрение в изменившейся реальности многократно усилилось, и школа снайперов встретила рекрута с распростертыми объятиями. Лучший в потоке, лучший среди выпускников школы за всю историю ее существования.

Вот и первое боевое задание. По разведданным на передовую противника должна была приехать какая-то особо важная штабная персона. Но где конкретно она появится — было неизвестно. Чтобы устранить намеченную цель командование отправило дюжину снайперских пар — снайперы в связке поочередно выполняли функции наблюдателя и истребителя.

Новичка с опытным напарником забросили в тыл врага, да к тому же им достался довольно сложный участок — с одной стороны от дороги, по которой мог проследовать штабной офицер, раскинулось бескрайнее поле, прежде радующее глаз колышущимся желтым морем пшеничных колосьев, а нынче — вспаханное воронками взрывов и засеянное бесчисленными осколками.

Конечно, можно было попробовать укрыться там — в одной из рваных воронок или за почерневшим остовом сожженной покореженной бронетехники, но это слишком предсказуемый и губительный шаг — билет в один конец. Оттуда живым не выбраться.

На поле — как на ладони.