Пятиозерье

…Из сгустившихся за считанные секунды туч ударяют вертикальные потоки воды — буквально пригибающие к земле. Горящие дома гаснут. Ветер — дующий, кажется, со всех сторон — размётывает горелые брёвна и валит с ног бойцов. Палисад рушится. Молнии бьют в землю, грохот рвёт уши сражающимся — впрочем, они уже не сражаются, разбегаются кто куда сквозь вставшие стеной струи воды, спасаясь от гнева Громовержца…

«Зачем???» — Светлая безмерно удивлена.

Князь сам отчасти удивлён. Трудно — находясь в бестелесном облике — пожать плечами и виновато улыбнуться. Но Пронзающий делает именно это… И откуда-то — сквозь время и пространство — слышен рык Базарги. Зверь рычит одобрительно.

ЭПИЛОГ 2 Конец игры

10 августа, ближе к вечеру, ДОЛ «Варяг»

Гроза, похоже, так и не собралась.

Помехи потихоньку слабели, когда запищал вызов рации, — сквозь треск и вой с трудом, но прорвался голос капитана Дерина. Главное майор понял — армейцы подвезли наконец понтон и машины начали переправу. На подходе колонна разнокалиберных автобусов, спешно снятых с районных и областных линий.

«Отлично, — подумал майор, — максимум через полчаса начнём эвакуировать детей, но пассажиры этих автобусов попали крепко, домой доберутся не скоро…»

Майор ещё не знал о двух группах туристов, немцах и финнах, высаженных торнадовцами из шикарных евроавтобусов с какой-то мстительной радостью, и призывавших сейчас на его, майора, голову все небесные кары и земные наказания, до приговора Гаагского трибунала включительно — особенно неистовствовали получившие по шее за пререкания и медлительность.

…Дерин не договорил, помехи вновь усилились, с большим трудом различались обрывки фраз: «…шишки из ГУВД…», «…андование операцией..», «… канов и с ним подполковник…»

— …Что отряд спецназначения «Торнадо» подчиняется лишь Главному Управлению Исполнения Наказаний Министерства юстиции РФ, и они пробуют связаться с Управлени… — Голос капитана зазвучал неожиданно чисто, как будто он стоял с рацией за соседней сосной, но окончание фразы вновь утонуло в сплошных помехах.

Пускай пробуют, безучастно подумал майор. Пускай, со связью творится совершенно небывалое, полное впечатление, что в непосредственной близости разразилась локальная магнитная буря — только вот не бывает подобных бурь на столь малой площади, буря явление глобальное, из верхних слоёв атмосферы и на сотни километров сразу…

Подбежал Кравец, коротко отрапортовал:

— Телевизионщики!

Примерно таким тоном и с таким выражением лица можно было сообщить об обнаружении в супружеской постели грязного и вонючего бомжа.

— Семь человек, — продолжал Кравец, — с двух телеканалов. С камерами, со всеми причиндалами. Говорят, что перешли речку вброд и перевалили вон ту гряду — километров пять пешком сделали, падальщики…

— Та-а-а-ак, — нехорошо протянул майор, угол рта приподнялся в зловещей усмешке. — Оружие оставить, чеченки натянуть и отмудохать их как следует. И в подвал, чтоб ничего не увидели. Причиндалы ихние — в озеро.

Кравец с сомнением промедлил.

— Я тебе ничего не приказывал, — устало добавил майор. — А ты ничего не слышал. Ты вообще во-он тот берег озера прочёсывал… партизан ловил.

Кравец кивнул и скользнул обратно за угол, на ходу доставая чёрную шапочку с прорезями…

Майор медленно, расстёгивая липучки бронежилета, пошёл к воротам, где с минуты на минуту ожидались машины и автобусы. Он сделал сегодня всё, что мог сделать. И ему было тошно…

Тогда же. Берег речки Каменки

Луч заходящего, кроваво-красного солнца как-то прорвался сквозь сплетение ветвей. И впился в открытые глаза. Женщина застонала. Приподнялась.

— Что… это… было… — Собственный голос казался ей чужим, и слова звучали, как на хорошо известном, но не на родном языке.

Мальчик молча протянул ей руку, помог встать. Затем зачерпнул воду ладонью и смыл со своих губ запёкшуюся кровь. И только потом ответил:

— Это! Да ничего особенного, иллюзии коматозного мозга… Видения умирающих и лишаемых кислорода нервных клеток.

Он улыбался, глядя на неё.

Сияющие потоки пламени, лившиеся из глаз, медленно гасли, сменялись бездонно-тёмным провалом взгляда.

Света (или не Света?) ничего не понимала.

И не поняла бы ещё долго, если бы в голове не появились, — высветились, вспыхнули, взорвались, — слова. Слова, которые произносил не белоголовый мальчик Тамерлан — которые где-то очень далеко отсюда сказал (подумал?) Князь Ста Имён, Огнеглазый, Пронзающий, Сокрушающий Миры.

«Пусть умирают те, кто рождался; у нас свой, путь, Дарящая…»

А Базарга просто улыбнулась, странно растянув свою звериную морду. Улыбнулась молча. Но они — и Света, и не-Света — как-то услышали, почувствовали из невообразимого далека эту улыбку.

Глаза Тамерлана окончательно приобрели обычный вид. Но в одном из них продолжал пылать знак Базарги.