Пятиозерье

— Я им покажу мазохизм, — в который раз за вечер пообещал Дронт. — Эти чмо у меня раком встанут, говно жрать будут и добавку клянчить…

На прошлой дискотеке из кармана куртки Дронта, висевшей в гардеробе, испарился плеер, неосторожно там оставленный. В пропаже приятели обвиняли визитёров из «Бригантины», заскочивших по-соседски в тот вечер.

Дронт пылал жаждой праведной мести. Миха, всегда с ним соглашавшийся, тоже был готов мочить «бриганов» — хоть в сортирах, хоть на свежем воздухе. Трусоватый Укроп считал, что связываться с отморозками не стоит. А что думал по этому поводу Слон, он никому не сообщил.

— Ты, Укропина, в натуре, их наружу вымани, в-о-о-н туда, — Дронт махнул рукой в сторону маленькой рощицы на задах лагерного клуба.

Местечко казалось подходящим для мужского разговора в непринуждённой обстановке, свет от фонарей туда не доставал и пешеходные дорожки поблизости не проходили.

— А если не выйдут? — кисло поинтересовался предназначенный на роль живца Укроп.

— Придумаем че другое. Лишь бы припёрлись нынче…

Дронту больше всего хотелось взять толстый берёзовый кол и повстречать обидчиков на полпути между лагерями. Разобраться спокойно, без оглядки на возможных свидетелей.

Но он знал, что компаньоны этот план не одобрят — кому охота торчать в тёмном лесу, не зная, по какой из дорог пойдут «бриганы» и пойдут ли сегодня вообще…

05 августа, 21:39, ДОЛ «Варяг», комната Астраханцевой

— Открыто! — прозвучало из-за двери. Света вошла. Ленка жила одна в двухместной комнате на первом этаже БАМа; в лагере личного состава — вожатых, воспитателей и обслуги — как всегда не хватало.

Народу в небольшой, освещённой двумя свечами и пропахшей сладковатым дымком комнате оказалось много. Ленка; Масик, забравшаяся с ногами на кровать с панцирной сеткой; Клайд — высокий парень с длинными, давно не мытыми волосами; приятель Клайда — маленький, худосочный, пробормотавший своё имя так, что Света не расслышала; парочка, забившаяся в самый тёмный угол, куда не доставало колеблющееся мерцание свечей, и абсолютно не реагирующая на окружающую действительность.

А ещё там был Пробиркин, которого Света впервые видела в этой компании. Выглядел Доктор, с учётом освещения, романтично. Живописно растрёпанные чёрные волосы и горящий взор делали плаврука похожим на начинающего поэта, подражающего внешности лорда Байрона (сходство дополнялось торчащей из кармана свёрнутой в трубку потрёпанной рукописью).

Впрочем, причиной сверкания глаз Доктора могли быть три пустых стеклянных фляжки из-под коньяка, стоявшие на столе среди разнокалиберных стопок, рюмок и стаканов. Коньячные эти ёмкости слегка удивили Свету. Ленкины приятели редко бывали при деньгах и обходились обычно более прозаическими напитками.

Встретили её радушно.

Пробиркин засуетился, придвигая к столу табуретку, а Клайд обрадовано извлёк из своей объёмистой чёрной сумки ещё одну фляжку, судя по сопровождавшему сие действие звяканью — не последнюю.

Света пригубила налитый щедрой и не вполне твёрдой рукой Клайда коньяк и подсела на кровать к Масику, благо единого разговора в комнате не велось: Доктор, неимоверно общительный от выпитого, пытался что-то втолковать Клайду, сопровождая речь бурной жестикуляцией — тот слушал невнимательно; Ленка и безымянный приятель вполголоса беседовали, улыбаясь друг другу как люди, понимающие друг друга с полуслова.

…Масик была на редкость красивой девушкой. И давно, но безуспешно с этим боролась, Мечтала, чтобы окружающие реагировали не только на её наружность… Увы, тщетно. Внешние данные Масика били наповал, вызывая у мужчин любого возраста мысли сугубо сексуального направления, а у большинства женщин затаённую неприязнь, густо замешанную на банальной зависти. И никто не обращал внимания на её безуспешные старания сделать карьеру грамотного и не зависящего от сексапильности профессионала…

Сейчас, после краха очередной подобной попытки, она искала утешения у своей старшей подруги Ленки. Та, лишённая в характере зависти, не относилась к подавляющему большинству представительниц прекрасного пола, — к тем, что испытывали при виде Масика подсознательный страх за своих мужей, любовников и кавалеров. Впрочем, в женское меньшинство, проявлявшее отнюдь не платонический интерес к Масику, Астраханцева тоже не входила…

Света подсела к Масику на кровать, но, судя по всему, та уже изрядно успокоилась и утешилась — зрачки её блестящих сильнее обычного глаз сузились, она часто облизывала влажные губы и на большинство вопросов отвечала бессмысленным, но удивительно красивым и мелодичным смехом…

05 августа, 21:48, ДОЛ «Варяг», другое укромное место

Кулак врезался в губы смачно, звучно и эффектно — рот сразу наполнился горячей солёной кровью…