Пятиозерье

Да, умел Пробиркин ладить с людьми, что верно, то верно.

05 августа, 22:18, ДОЛ «Варяг»

Честного боя «бриганы» не приняли. Впрочем, исход его не вызывал сомнений — в «Варяге» парни старших отрядов были и рослее, и физически крепче, чем их извечные супостаты, многие из которых досыта ели лишь те три недели, что длилась лагерная смена. Приведённая Укропом подмога протопала дальше, преследуя противника до самой ограды лагеря.

Когда Слон зашевелился и встал, рядом стояли Дронт и Миха.

Миха ругался бессвязно, но изобретательно, суля отморозкам жестокие кары.

Слон задумчиво исследовал вздувавшуюся на затылке огромную шишку. Сознание он потерял первый раз в жизни и недоумевал, чем же тяжёлым его приласкали. Потом повёл плечами и сделал пару приседаний, кривясь от боли; ощупал разбитую бровь и посмотрел туда, где звучали у забора в спину убегающим «бриганам» звонкие оскорбления и где ещё дальше, за лесом, находился ДОЛ «Бригантина».

Дронт, молча, ненавидящими глазами, глядел сквозь приятелей. Точнее, одним глазом — второй стремительно заплывал. Потом он сорвался с места и побежал куда-то…

Миха дёрнулся следом, но, увидев, что направляется Дронт не туда, где затихала погоня, сделал несколько шагов, остановился и недоумённо посмотрел на Слона.

А Слон улыбался. Странной и неприятной казалась его улыбка, больше похожая на оскал — левый угол рта приподнялся, показав острые зубы, левый глаз прищурился, а правый смотрел в пустоту так, будто целится во врага, невидимого другим…

Молчаливая улыбка Слона могла напугать больше, чем все угрозы и ругательства. И Миха испугался, хотя прекрасно понимал, что относится она не к нему. Только что, когда его били и Миха отвечал без надежды на победу, страшно ему не было. Была ненависть, был кипящий в крови адреналин, но кроме всего прочего оставалось подсознательное убеждение, что всё это не совсем всерьёз, что в этой войне по-настоящему не убивают, что есть некая грань, которую ни они, ни их противники перешагнуть не смогут…

Стёрла ощущение этой грани одна-единственная усмешка Слона.

05 августа, 22:37, ДОЛ «Варяг», комната Астраханцевой

Клайд (в миру Валера) был осколком очередного Ленкиного «проекта» по раскрутке рок-команды «Пном-Пень», широко популярной в узких кругах знакомых и родственников.

Проект, как и следовало ожидать, успехом не увенчался — при всей своей напористости коммерческим талантом Астраханцева не обладала.

Венцом годичной возни: аренды площадок; тщетных попыток пробиться на региональное телевидение; убыточных концертов в студенческих клубах и поиска спонсоров для профессиональной записи альбома, — апофеозом всех Ленкиных стараний стал прошлогодний вояж в Данию, благополучно провалившийся. На публику третьеразрядных копенгагенских клубов не произвели впечатления Клайдовы вирши, исполняемые на плохом английском…

Теперь «Пном-Пень» (недоброжелатели, по серости своей не знавшие о существовании страны Камбоджи и названия её столицы, обзывали группу то «Пель-Мень», то «Сунь-Вынь») собирался в полном составе редко, опускаясь порой до уличного, с подставленной шляпой, исполнения.

А Клайд всё чаще задумывался о менее хлопотной и затратной карьере барда-одиночки.

Он резко провёл пальцем по струнам и объявил: «Блюз Таврической улицы». Ленка обвела всех многозначительным взглядом.

«…Таврическая улица, — подумала Света, — точно, что-то было у Ленки связанное с этим названием… И не так давно… не помню… опять не помню… Господи, да что же со мной такое?..»

Пытаясь пробиться в глубины собственной памяти, Света пропустила начало песни, начав вслушиваться со второго куплета:

…И вонзая наручники
В стонущих дам
Она смотрит в окно,
Где музей, словно храм,
Храм забытых надежд,
Храм убитой любви
Всем вокруг всё равно,
Хоть умри, хоть живи…
Вот так она стала лесбиянкой
Вот так она стала лесбиянкой
Вот так она стала лесбиянкой
Вот так…

Мелодия Светлане не понравилась, а чужие слова складывались в ничего не значащие фразы… К темам, больным для Клайда, однажды крупно пострадавшего от сторонниц однополой любви, она была равнодушна.

Сладковатый запах давил на виски — Света встала, открыла дверь и шагнула в ласковую ночь. А сзади доносился бесконечный и надрывный блюз:

Она любила его
Но он хотел уходить
А ребёнка пришлось
Не родить, а убить…
Вот так она стала лесбиянкой
Вот так она стала лесбиянкой
Вот так она стала лесбиянкой
Вот так…

— Светик, ты что? — Ленка Астраханцева выскользнула следом.

Дневная жара наконец ушла, на улице стало холоднее, чем в комнате. Откуда-то издалека доносились приглушённые звуки потасовки.