Сам зверь зовёт себя попросту: Базарга.
Может показаться, что время вокруг остановилось, но это только кажется. Нерожденные способны проделывать со временем многое, но не остановить и не направить вспять. Всё окружающие лишь на первый взгляд застыло — поднятые ветром песчинки вязко и медленно двигаются мимо, а посох, обронённый в тот момент, когда его владелец перестал быть просто и единственно человеком — посох со скоростью часовой стрелки падает на песок.
— Так зачем ты искала меня, Нерожденная? — Это сказано вслух, губы и связки человека быстро освоились с незнакомой речью. — Зачем? Я не верю в случайно…
Он не успевает закончить — Базарга прыгает на него, мгновенно, неуловимо для глаза, сетчатка ещё посылает в мозг образ лежащего вытянутого тела, а оно уже несётся в воздухе смазанной жёлтой полосой — никогда не промахивающаяся смерть, неостановимая и беспощадная.
Не промахивается она и теперь.
3
Звук похож на тот, что издают, столкнувшись, два бильярдных шара — не дешёвки из керамики или пластмассы, а настоящие, из полированной слоновой кости.
Впрочем, точно такой же звук, неприятный и пробегающий по хребту холодной струйкой, издаёт и человеческий череп, если его владелец падает головой вниз с высоты в два своих роста.
…Удар должен был убить зверя на месте — расколоть широкий мохнатый лоб и вдавить осколки кости в подавшийся и брызнувший во все стороны мозг.
Но ничего подобного не произошло. Базарга, прервавшая не по своей воле стремительный прыжок и отлетевшая на три десятка шагов назад, поднимается на лапы легко и мгновенно. Заметных глазу повреждений на ней нет.
Человек, тоже упавший, вскакивает столь же стремительно.
Ему столкновение обошлось дороже — когти Базарги успели зацепить плечо. Обильно льющаяся кровь не даёт понять, где свисают клочья одежды, а где — плоти и кожи. Кулак, нанёсший удар, пострадал не меньше — на бесформенной и расплющенной кисти кое-где лопнула кожа, приоткрывая мешанину из разорванных связок и выбитых фаланг.
Базарга, сделав пару шажков вперёд, останавливается и смотрит на собеседника-противника, наклонив лобастую голову набок. Человек демонстративно не обращает на неё внимания, как и на кровоточащее плечо, пальцы здоровой руки с проворством шустрого насекомого бегают по разбитой вдребезги кисти, что-то вытягивая, разглаживая, вставляя на место. Раны на плече затягиваются сами собой.
— Значит, ТЫ — это ТЫ, — говорит Базарга без особых эмоций. Именно
Человек закончил возиться с пострадавшей рукой, прилепил последний лоскуток кожи и теперь быстро шевелит пальцами, словно берёт аккорды на невидимом инструменте.
— Ценная мысль, — мрачно откликается он (тоже вслух), — И всеохватывающая, применима к любой мыслящей сущности и…
Человек внезапно замолкает на середине фразы и прекращает массировать разодранное плечо — раны на нём уже затянулись и выглядят шрамами месячной давности…
Его рука вновь касается плеча. Базарга молча кивает.
— ТЫ НЕ МОГЛА РАСПОЗНАТЬ ИХ ИНАЧЕ?? — он повторяет это уже вслух, в голосе звучит безмерное удивление.
Зверь перестаёт насиловать связки, отвечает беззвучно:
— Я не творил их… Я вообще… не люблю творить.
— Тогда кто способен развлекаться, создавая такие игрушки?
Человек (точнее, тот, кто смотрит сейчас его глазами) снова усаживается на камень. Помолчав, спрашивает неподвижного и безмолвного зверя:
— А не может это быть делом кого-нибудь из прежних?
Базарга безмолвна и звуками, и мыслями. Прежние были прежде, были и ушли — о чём тут говорить?
— Я не творил фантомов, — говорит человек твёрдо и с некоторым вызовом. — Хотя встречал… И уничтожал.
Базарга молчит. Человек спрашивает:
— Значит, ОНА? Но…
— Не знаю. ОНА исчезла. ОНА не могла умереть — но я не чувствую ЕЁ. Остался след — старый и запутанный след.
— Я найду способ разбудить её. — Голос человека звучит твёрдо. Может, оттого он и предпочитает пользоваться в этом разговоре звуками, а не мыслеречью — в мыслях недостаток уверенности не прикрыть интонацией. А может, и нет — неисповедимы пути Нерожденных.