Пятисотлетняя война в России. Книга первая

Андропов и Горбачев готовились собрать экстренное совещание Политбюро и поставить на повестку дня вопрос «О негативных последствиях для страны культа личности Брежнева». С докладом должен выступить сам Андропов. Горбачев должен поддержать его в прениях. На старого, больного генсека решено списать и Афганистан, и польскую «Солидарность», и ослабление позиции СССР на Ближнем Востоке, и развал коммунистического движения в мире, и либерализм во внутренней политике, «выразившийся в разрешении еврейской, армянской и немецкой эмиграции, ведущей к пробуждению националистических настроений в союзных республиках и тенденции к выходу из СССР», и коррупцию, а также и «ослабление идеологического воспитания трудящихся, почти полное уничтожение их веры в идеи коммунизма и поголовного (!) критического отношения к существующему строю». Исходя из этого, Брежнева предлагалось отправить на пенсию со всеми почестями и резко повернуть страну на новый курс.

Политбюро должно было утвердить следующий долгосрочный план государственной политики:

«В области внешней политики:

1. Завершение войны в Афганистане полной и безусловной военной победой.

2. Полное и окончательное уничтожение польской „Солидарности“.

3. Полное использование преимуществ, вытекающих из нерешительности западных стран противостоять активным действиям Советского Союза, что видно на примере Польши и Афганистана. Оказать максимальную военную поддержку народно-освободительным движениям во всем мире, коммунистическим и антиимпериалистическим силам в странах Ближнего Востока, Латинской Америки и Африки.

В течение ближайших двух лет после окончательной советизации Афганистана обеспечить контроль над всем регионом Среднего Востока, включая и контроль над нефтяными запасами Персидского залива.

4. Использовать все преимущества от возникающих трений между США и странами НАТО, провоцировать их раскол и добиться полной изоляции США в капиталистическом мире.

Во внутренней политике:

1. Жесточайшее подавление диссидентского движения, религиозных сект и духовных общин.

2. Прекращение всех форм эмиграции.

3. Полный учет всего работоспособного населения и постоянное закрепление рабочих и служащих на их предприятиях, в колхозах и совхозах. Это позволит резко улучшить экономическое положение и позволит гарантировать распределение продуктов питания через сеть промышленных распределителей исключительно для трудящегося населения.

4. Полное уничтожение „подпольной экономики“ и других проявлений антисоветских и капиталистических настроений. Для этой цели провести серию показательных процессов со смертными приговорами и их публичным приведением в исполнение.

5. В связи с задачами новой внешней и внутренней политики предусмотреть увеличение численности советской армии путем увеличения периода срочной службы от 2 до 5 лет в сухопутных войсках и от 3 до 7 лет в военно-морском флоте…»

Ознакомившись с этим проектом, Горбачев осторожно заметил Андропову, что для осуществления столь глобальных замыслов не плохо было бы получить у США хороший кредит. Иначе проект не осуществить. Денег нет.

Андропов усмехнулся: «Деньги найдем. Главное внезапность. И проведение всего намеченного в жизнь твердо, последовательно и беспощадно».

«Конечно, — согласился Горбачев, — главное начать, и тогда процесс пойдет. Но проект надо доработать, показать экспертам. Словом, не торопиться. Мне кажется, что через нынешнее Политбюро его не провести».

«Брежнев. — проговорил Андропов. — Конечно, это не для Брежнева».

Решили подождать.

Через неделю этот проект был опубликован в американской печати.

Разразился скандал.

Публикацию объявили гнусной фальсификацией ЦРУ, чтобы вызвать очередную волну антисоветской истерии.

Проект был отпечатан на машинке в четырех экземплярах. Все четыре хранились у Андропова. Ознакомить с ним он успел четырех человек. Кто передал его на Запад?

Эх, если бы знал Андропов, что его личный секретарь, который печатал проект, но не в четырех, а в пяти экземплярах, является агентом французской разведки!

Брежнев, еще живой Брежнев, вызвал Андропова и спросил, что это значит?

Андропов ответил, что не может отвечать за все утки империалистической прессы.

«Мне нельзя умирать. — неожиданно твердо сказал Брежнев. — Нельзя умирать, если кто-то после моей смерти будет претворять в жизнь такие безумные планы. Они погубят страну окончательно».

Андропов промолчал.

А Брежнев не только не умирал, но, напротив, почувствовал себя гораздо лучше. Настолько лучше, что задумал съездить в Ташкент к своему другу Рашидову. Старика пытались отговорить, но тот твердо решил ехать. Конечно, это была не просто прихоть, но что побудило Генсека, так и осталось неизвестным. Шараф Рашидов встретил своего друга, защитника и благодетеля с великими почестями. Брежнев желал говорить с народом.