Пятисотлетняя война в России. Книга вторая

— Без приказа ничего не предпринимать, — приказал Ачалов. — Стягивай своих людей к зданию. Распредели между ними посты внешней и внутренней охраны, — генерал помолчал и добавил: И никакой самодеятельности.

Перед глазами Ачалова еще стояло многотысячное шествие «Союза офицеров» в День Победы 9 мая. Он уже представлял, что если хотя бы половина придет сейчас к Белому Дому, то дело можно считать выигранным. Но глаза генерала оставались холодными и пустыми.

06:00

Холодные и пустые глаза генерала Ачалова стояли перед мысленным взором Александра Руцкого, когда он, нервно нажимая кнопки итальянского телефонного аппарата, пытался дозвониться до штаба 14-й армии, дислоцированной в Приднестровье. Штаб находился в Тирасполе, и Руцкому срочно нужно было переговорить с командующим армией генерал-лейтенантом Александром Лебедем.

Если генерал-полковник Ачалов люто ненавидел Руцкого, то справедливо будет заметить, что и Руцкой не сильно любил советника Хасбулатова по военным вопросам и прогнозированию региональной политики. И не столько не любил, сколько побаивался.

Во-первых, это был тот генетический страх, который любой полковник, кем бы он ни был, всегда должен испытывать перед генерал-полковником, а не следует забывать, что, когда Руцкой был еще никому неизвестным полковником, генерал Ачалов уже был заместителем министра обороны.

Во-вторых, Руцкой и Ачалов в памятные августовские дни 1991 года оказались по разные стороны баррикад, и попадись тогда Руцкой в лапы Ачалова, то даже не хочется думать, что тогда могло бы произойти с несчастным авиационным полковником, вздумавшим поиграть в большую политику. Вынужденный сейчас назначить Ачалова министром обороны, Руцкой действовал не по своей воле, а как бы выполнял волю Хасбулатова и его ближайшего окружения, для которых Ачалов был свой брат-депутат.

Руцкой, тем не менее, когда решался; вопрос о назначении, обратил внимание президиума Верховного Совета на ряд недостатков товарища Ачалова, среди которых, по мнению Руцкого, было слишком сильное пристрастие бывшего десантника к крепким напиткам. Это вызвало кривые улыбки всех, даже самого Руслана Имрановича. В России подобная слабость никогда не считалась недостатком — кто пьян да умен, два достоинства в нем. И кроме того, что также было всем хорошо известно, сам новый президент (равно как «параллельный» президент в Кремле) тоже был совсем не дурак выпить. Чтобы не сказать большего.

Но Руцкой хотел сказать совсем не об этом. Обостренным инстинктом авантюриста он чувствовал, что со всеми, включая и его, и президиум, и самого Руслана Имрановича, сделает Ачалов, если они победят. А если проиграют, то все на них и свалит. Но о проигрыше думать совсем не хотелось, а выигрыш во главе с Ачаловым сулил очень мрачные перспективы. Виделось, что-то совсем ужасное, вроде расстрела во дворе при свете автомобильных фар…

Поэтому Руцкой постоянно думал о том, чтобы заменить Ачалова кем-нибудь, кто был бы ему ближе по статусу и не так люто его ненавидел. И, конечно, первым приходил на ум генерал Лебедь. Именно он в августе 1991 года, вопреки приказу Ачалова, повел своих десантников не на штурм, а на защиту Белого Дома. По этому поводу по столице ходили самые темные слухи, но именно боевые машины десанта, которыми Лебедь окружил здание Верховного Совета, отбили охоту у генерала Ачалова это здание штурмовать.

В отличие от других, активно сделавших себе карьеру на августовских событиях, генералу Лебедю эти события особой славы и пользы не принесли. Более того, генерала тихонько выпихнули из Москвы якобы с повышением: на пост командующего 14-й армией в Молдове. Назначение, прямо скажем, было не из веселых, и, видимо, кое-кто в Москве надеялся, что генерал Лебедь либо сложит в Молдове свою буйную голову, либо будет настолько скомпрометирован, что ему останется только завывать на митингах, как генералам Макашову и Стерлигову.

Однако не произошло ни того, ни другого, а скорее наоборот.

Молдова — бывшая Молдавская Социалистическая Республика, как и многое другое в нашей стране, была создана гением товарища Сталина, который, в свойственной ему грубой манере, отнял летом 1940 года у Румынии Бессарабию и присоединил к ней кусочек Украины. Вождь всех народов все делал на века, и сломать сделанное им оказалось чрезвычайно трудно, требуя новых потоков крови. Когда рухнул Советский Союз, и его бывшие республики одна за другой объявили о своем государственном суверенитете, в Молдове сразу же открыто заговорили о воссоединении с Румынией, хотя ни Бухарест, ни Кишинев не были готовы к такому шагу.