Пятицарствие Авесты

Виктор уже знал кое-что о происшедшем, а сейчас в полной мере мог представить, как всё произошло. Кудеяров когда-то работал в его бригаде, а последнее время сам был бригадиром в той же колонне. Он, видный мужик, спокойный, рассудительный, острый на язык, был толковым организатором, его слушались и уважали рабочие. Особенностью же их работы было то, что плеть трубопровода, сваренная ранее, находилась на некотором расстоянии от вырытой траншеи, что объяснялось спецификой землеройных и сварочных работ, а перед изоляцией её нужно было подвинуть ближе к траншее, причем чем ближе — тем лучше. Вот и сейчас из рассказа главного следовало, что бригадир взял два трубоукладчика и бульдозер начал двигать впереди лежащую плеть трубопровода.

Происходило это так: когда трубоукладчики поднимали её, а затем, меняя наклон стрелы, старались переместить её ближе к траншее, бульдозер помогал им, толкая трубопровод, предварительно захватив отвалом побольше снега, чтобы не повредить трубу. Машинисты оставшихся в колонне трубоукладчиков, то ли проверяя машины, то ли просто потому, что в кабинах было уютнее, чем в вагончике, зацепленном за последний трубоукладчик, где находились изоляционные материалы и где было достаточно тепло, остались в кабинах, и ошибка бригадира, позволившего это, обошлась им дорого. При очередной переброске плети машинист тяжёлого бульдозера, своенравный и упрямый, переусердствовав, толкнул плеть больше, чем нужно, и она, тяжёлая, многотонная, сорвавшись, пошла «винтом» в траншею до самой колонны. Всё произошло в какие-то секунды, и спастись находящимся в кабинах машинистам не удалось, за исключением тех, кто забрасывал плеть. Их только слегка тряхнуло. Повезло и помощнику машиниста изоляционного комбайна, находившемуся на подножке машины и получившему только ссадины и сотрясение мозга.

— Вот такие вот дела, Виктор Иванович, — закончил рассказ главный инженер.

— Да, — задумчиво проговорил Виктор. — Явная вина бригадира и бульдозериста, хотя последнего и больше. Однако помните, Николай Иванович, я вам говорил прошлый раз, когда колонна завалилась в траншею, что технология изоляции неверная? Нельзя было совмещать очистную и изоляционную машины. Очистная очень тяжела, а кроме того, движется неравномерно, и это вредит качеству изоляции. Надо вернуться к старой схеме: там трубопровод на вису более управляем, и лёгкая изоляционная машина движется ровно.

Качество изоляции гораздо лучше.

— Я уже не помню, сохранились ли где старые изоляционные машины. Но это мы выясним, и если они ещё есть, то доставим.

— И ещё… В отличие от прочих трасс условия работ здесь другие.

— Почему это?

— Дело вот в чём… Траншея здесь широкая, гораздо шире, чем в других местах, а это опасно тем, что возможно увеличение амплитуды раскачки трубопровода на вису.

— Ну ширину траншеи мы не можем изменить, это требуется балластировкой трубопровода.

— Николай Иванович! — укоризненно протянул Виктор.

— Хорошо, хорошо! Мы выделим в колонну ещё один трубоукладчик, Виктор Иванович.

— Ну вот и слава богу.

— А что мы будем делать с этими?

Что делать? Вытаскивать и ремонтировать.

— Но только побыстрее. Время не терпит. У меня и так неприятности. Начальника изоляционной колонны уже сняли.

Виктор попал в трассовый городок к вечеру, а устроившись с жильём, отправился в вагончик, где жил Кудеяров. Этот вагончик, круглый с торца, имел цилиндрическую формуй назывался «бочкой», а внутри перегородками был поделён на четыре части; первая из них служила прихожей, раздевалкой для рабочей одежды, и тут же стоял изначально отопительный котёл, заменённый сейчас на металлический бак с вделанными внутрь электрическими нагревателями. Во втором отделении были умывальник и душевая, а также здесь готовилась еда обитателями «бочки». Третье отделение было занято столом на четыре посадочных места и шкафами для верхней одежды и продуктов; четвёртое же, занимавшее большую часть вагончика, служило спальней, в конце которой на маленьком столике стоял телевизор.

Кудеяров в ковбойке и трикотажных брюках сидел лицом к телевизору, у которого был выключен звук, за столом перед полупустой бутылкой водки, а увидев Виктора, усмехнулся и сказал тоскливо:

— Вот видишь, как получилось? Нехорошо… Будешь обвинять меня?

— Здравствуй, Володя! Можно мне раздеться?

— Садись, давай выпьем.

Виктор, раздевшись, положил полушубок на первую попавшуюся кровать и сел напротив. Владимир Иванович достал ещё один стакан, налил водку, и Виктор, подняв стакан и потянувшись к нему, сказал:

— Со встречей!

— Я не буду чокаться!

— Как скажешь.

Они выпили, закусив маринованными огурцами, выуженными из трёхлитровой банки, поднятой Виктором из-под стола.

— Плохо мне… Паскудно.

Голос Владимира был всё так же негромок и тосклив, а проговорив это, он обхватил голову с вьющимися и разлохмаченными волосами своими крупными мужицкими руками, опершись локтями на стол.

— Да не мучь ты себя! Расскажи, как всё случилось?

Повременив немного, тот поднял голову, закурил и начал тихо.