Пятицарствие Авесты

— Пошли мы закидывать трубу. Все были ещё в вагончике, где плёнка. На улице холодно, а там тепло всё-таки. Нас шестеро было вместе с машинистами: я взял двоих подсобных рабочих, что плёнку подносят. Остальным сказал, чтобы не подходили к машинам. Не было только машиниста последнего трубоукладчика — находился около трактора. Я сказал ему, чтобы шёл в вагончик, и мы поехали подвигать плеть. А тот, как оказалось, придя к остальным, заявил, что у него пропало давление масла в двигателе и он подозревает, что масло, которым они пользовались, плохого качества. Позднее выяснилось, что у него просто отказал датчик давления.

Машинисты забеспокоились и пошли проверять свои трактора.

Мне в низине ничего не было видно, а они, успев всё проверить, снова запускали машины, когда всё случилось. Мы их достали только к вечеру. Кто-то просто задохнулся, кого-то поломало всего.

Он икнул, словно поперхнувшись.

— А что бульдозерист?

— А этот — увольняется; если не будет следствия — уволят, — оправившись, отвечал Кудеяров.

— Я его не знаю? Что он?

— Ты же знаешь, рабочих в бригаду мы не всегда сами выбираем, особенно на технику.

— Как же вы не досмотрели.

— Да вот так… Этот упёртый, гонористый, в мою сторону даже не смотрел. Я ему машу, ору — всё бесполезно. Ещё раньше, бывало, выговариваю ему, что не так, — отмахнётся, словно от мухи, с гонором: «Да понял я, понял!» Вот так и угробили троих.

Он снова налил, выпили, помолчали.

— Ты ни в чём не виноват, — уверенно сказал Виктор. — Тебя даже при всём желании нельзя обвинить.

— Спасибо тебе. Я и сам понимаю, но всё равно будут говорить и думать, что виноват.

— Никто не будет. Я не позволю, чтобы тебя сняли с должности бригадира.

— Знаешь, не столько чувствую себя виноватым, сколько погибших ребят жалко. Ещё совсем молодые, кроме Павла.

Он назвал имена погибших, двое из которых были мало знакомы Виктору, а третьего, пожилого мужчину, он очень хорошо и давно знал; можно было даже сказать, что они были дружны с ним какое-то время, но затем Виктор ушёл из колонны, и они виделись очень редко. У того где-то в средней полосе России была жена, но детей не было.

Виктор спросил, где жил погибший Павел.

— Да вот здесь и жил. Вместе со мной. Спал вон на той постели у окна, напротив моей.

— А кто ещё с тобой?

— Ты их знаешь. Коля Грачёв да Барон, — он назвал по кличке второго своего соседа, бывшего его большим другом, больше, наверное, по той причине, что Кудеяров был родом из Подмосковья, а Барон — из самой Москвы.

— Где они сейчас?

— Повезли Павла домой. Должны скоро вернуться. Ты где устроился?

Виктор назвал номер вагончика.

— Переходи сюда, — предложил Владимир.

— Нет, не стоит. Ребята скоро приедут, а на место Павла я пока не решился бы поселяться.

— Ты прав, наверное.

Виктор встал, надел полушубок. Кудеяров предложил:

— Выпьешь ещё?

— Нет, спасибо. Да и тебе хватит. Успокойся и ложись спать.

Завтра надо поднимать машины из траншеи. Главный торопит. Я пойду — устал с дороги.

Он легонько хлопнул Владимира по плечу и вышел. На улице было морозно и давно уже темно. Вагон-городок, состоящий из полусотни вагончиков, не освещённый излишне, был безлюден и только светился маленькими окнами около входных дверей балков. Виктор подумал, что в каждом из них четыре взрослых мужика, если не заняты приготовлением пищи, то скорее всего смотрят телевизор с бесконечными сериалами, и его вдруг пробрала дрожь от такой перспективы для себя.

Неделя прошла напряжённо. Работали допоздна и без выходных. Угнетали морозы и полярная ночь. Световой день начинался в одиннадцать часов и заканчивался в три часа, поэтому рабочая площадка освещалась прожекторами, для чего специально была привезена передвижная электростанция.

Наконец колонна была готова к работе. Все шесть трубоукладчиков, отремонтированные и проверенные, стояли под плетью трубопровода, вынутой из траншеи, держа её на троллеях — специальных тележках, перемещающихся по трубе.