Пятнадцать ножевых

Ждать пришлось недолго. Пока я умывался, Валентина Семеновна засунула в холодильник дары московских гастрономов, накрыла на стол. Чай, бутеры с колбасой и сыром, плюшки…

После я жевал и пил, а она сначала сидела, потом зачем-то встала, мяла кухонное полотенце. Короче, никак не могла набраться смелости.

— Андрей, тут такое дело… — наконец-то выдавила она.

— Да, — я поставил чашку на стол и посмотрел на нее. А она ведь даже успела переодеться, я и не заметил. Вместо халата, накинутого на ночнушку, надела платье.

— Даже не знаю, как и начать.

— С начала. Только часть про зарождение жизни на планете можно пропустить, — помог я ей. Ну да, сам на нервах, вот и лезет из меня искрометный юмор. — Замуж, что ли, собралась?

— Да, — выпалила она и замолчала. — Ты не подумай, он хороший человек, пойми…

— Слушай. Это тебе с ним жить, а не мне. Выходи замуж, я не против. Совет да любовь, всякое такое. Заявление в загс подали уже?

— На той неделе… Тут вот какое дело еще… У Федора Викторовича, там дочка замуж, жить негде, он ей свою квартиру… А сам у меня… Ну, у нас…

— Ничего не могу сказать, — ответил я. — Может, он и человек очень хороший, но у меня единственная просьба: ты его у себя не прописывай. А начнет настаивать — гони сразу.

Вроде и кивает, но чует мое сердце — всё мимо. Мне то что, я в общаге жить не буду — дом вот-вот сдадут. Но говорить об этом не стану. Потому что это моя квартира будет, а не её. Не хватало только «там тетя Света, подруга моя, на пару недель приедет по магазинам побегать». Я свободу ходить в каком угодно виде в сортир не променяю ни на что. А также право не мыть тарелки сразу после еды и приходить когда и с кем захочу.

— …сегодня придет. В три. Познакомиться, — вырвало меня из сладких дум объявление об официальном визите жениха.

— Я не против, — сказал я. — Пообедаем. Только я пить не буду — мне вечером ехать.

— По рюмочке за знакомство можно, — наседала Валентина Семеновна.

— Посмотрим, — обтекаемо ответил я. — Слушай, тут вот какое дело. Один товарищ продает кольцо. Старинное и дорогое. Нет ли кого на примете, чтобы купил? Никакого криминала, просто человеку афишировать не хочется.

О возможности продать перстень в Орле я подумал с самого начала. Здесь, конечно, цеховиков поменьше, но мать Панова должна быть знакома с людьми в достатке. Город маленький — все друг друга знают. К тому же сдавать меня, своего сына, ей совсем не с руки. Поэтому влезть в ненужные приключения шансов меньше. Схема не без изъянов, но что есть, то есть.

А Панова даже и не думала, выдала вариант почти сразу.

— А Бэлла Марковна! Точно! Они же уезжать собираются, почти на чемоданах сидят — уже получила разрешение! Я же с ней разговаривала буквально на днях, она еще жаловалась, что деньги через границу перевезти не получится, надо думать…

Вот про будущих еврейских эмигрантов я не думал даже. Вылетел этот аспект жизни из головы. А люди на такие ухищрения идут, чтобы хоть часть нажитого сохранить — романы писать можно.

— Адрес дашь? — спросил я. — Позвонить ей можно?

— Да мы же с тобой сколько раз у нее были! Ты еще шутил, что она в плоском доме живет. Что, не помнишь?

— Напиши на бумажке, забываю я эти адреса, — попросил я. — И позвони, я бы съездил, пока время есть.

Валентина Семеновна посмотрела на меня с сомнением. В ее глазах появился подозрительный прищур. А не спалился ли я? Гляделки долго не продлились, мама оторвала край газеты, чиркнула что-то ручкой, набирая при этом номер. Как ни странно, ответили ей сразу.

— Привет, узнала? Дома сейчас будешь? Ну хорошо, скоро зайдет.

Вот уж эта конспирация! Даже если евреев слушают, то зафиксируют, откуда звонили. Хотя, что меня не упомянули — плюс. Вряд ли КГБ насколько всемогущ, чтобы круглосуточно пасти всех пожелавших умотать из страны.

Вышел из подъезда, стою, никого не трогаю, пытаюсь понять, куда на дорогу выйти.

— О, Пан, здорово! — я этих троих и не приметил.

— Привет, пацаны, — поздоровался я с каждым за руку. Видать, старые знакомцы.

— А мы смотрим, ты или кто другой сюда забрел? — живчик, чернявый, румяный. — Не замечаешь никого. Или ты там стал настаящим маскивичём? — утрируя столичный акцент, спросил он. Но глаза вроде не злые. Так над приятелями шутят. Надеюсь.

— Да ну, скажешь, тоже. Вчера гудели целый вечер, ночь не спал, голова вообще не соображает.

— Так давай по пивасу, Пан! Мы как раз собрались! Ты как, при деньгах?

— И рад бы, — я оглянулся по сторонам, будто опасаясь, что нас подслушают. — Но времени нет. Только приехал, матушка нагрузила по самое не могу — в сто мест попасть надо. Но рубль на пропой дать готов! — улыбнувшись, я вытащил из кармана мятую купюру и отдал ее. — Смотрите… Настоящий, московский. А как пахнет!

Глаза ребят уставились на рыжую бумажку.

— Как?

— Столицей! Гумом, цумом… — за такое можно и в репу отхватить, но меня несло — Даже Березкой! Так что срочно пропейте этот рубль, чтобы он никогда уже не вернулся в зажравшуюся Москву.

Эта сентенция вызвала полное одобрение собравшихся.

— Вот это подгон! — обрадовался чернявый. — Дай краба! — протянул он пятерню.