Пятнадцать ножевых

Шишкин погрузился в чтение. А я принялся пересчитывать телефонные аппараты. Городской, внутренний, а вот этот с гербом — неужели знаменитая вертушка?

— Ну пока все выглядит скромно, — пожал плечами Николай Евгеньевич. — Не вижу с чем тут можно идти к Чазову. Ну вырастили бактерию, доказали, что может размножаться в кислых средах…

— Хорошо размножаться! — я забрал журнал, пролистал до таблиц. — Но главное впереди.

— И что же это?

— Следующий эксперимент — докажет, что хеликобактер вызывает язвенную болезнь.

— И как же ты собираешься это сделать? — полюбопытствовал Шишкин.

— Очень просто. Проведем у вас в ЦКБ под протокол гастроскопию. После чего выпью раствор с бактериями. Если появится гастрит или язва — буду шить фрак для Шведской академии.

Николай Евгеньевич даже не улыбнулся:

— Ты что у нас, Жак Понто?

— Кто это?

— Швейцарский врач, который изобрел сыворотку от укуса гадюки.

— Дайте догадаюсь. Он дал себя укусить змее.

— Трижды. И трижды вкалывал сыворотку.

— Выжил?

— Выжил. Все три раза, — улыбнулся профессор.

Шишкин еще долго убеждал меня не рисковать своим здоровьем и начать обычные клинические испытания.

— Теряем время, — отказывался я. — Да и эффект будет не тот. Пока научное сообщество раскачается, проверит и повторит эксперименты…

— Хочешь зайти через журналистов! — догадался Николай Евгеньевич — Да… тут что-то есть. Далеко пойдешь!

Шишкин поднял трубку телефона, набрал номер:

— Верочка? Да, я. Евгений Иванович у себя? Принять может? Да, срочно.

Доктор встал, поманил меня за собой:

— Ну пойдем знакомится с Чазовым.

Сама встреча с врачом Брежнева прошла на ногах. Евгений Иванович оказался мощным мордатым мужиком, в халате, с фонендоскопом. Он стремительно шел по коридору и мы с Шишкиным еле успевали за ним.

— Чушь, впрочем пусть, — Чазов совершенно не хотел вникать в новую теорию язвенной болезни, его волновали совсем другие вопросы. Слушая нас, он попутно давал разгона врачам, интернам, лаборантам, одновременно решал сразу несколько вопросов с двумя секретарями. Менялись этажи и коридоры, лица встречных сливались у меня в какой-то безумный калейдоскоп.

Опомнились мы только в больничной столовой, которая больше походила на первоклассный ресторан. У нянечек был передник и заколка официанток, на столах лежало меню.

— Фу… что-то Иваныч сегодня совсем с цепи сорвался, — Шишкин махом выпил компота, потребовал второй стакан. — Но главное, в приказ тебя внесут, можешь на следующей неделе отправляться в отделение гастроэнтерологии. Это в третьем корпусе. Доктора Ермакова я предупрежу, постоянный пропуск тебе сделают.

Пока обедали, я воспользовался хорошим расположением Шишкина и завел разговор насчет мебели. Дескать, хочу помочь родственникам с переездом — нужен кухонный гарнитур, спальня, прихожая. Ну и по мелочи — рабочий стол, стулья, кресла. Шторы!

— ЦКБ прикреплен к спецбазе номер шесть, — просветил меня Шишкин. — У меня там имеются лимиты, помогу. Деньги то у родственников есть? Там не дешево.

— Есть, — кивнул я. — На Севере работали.

— Север — это хорошо, — задумался о чем-то своем Николай Евгеньевич. — Ты скажи ка мне, что у вас с Лизой? Девка сама не своя, одни разговоры о Панове. Андрей то, Андрей се…

— С Лизой у нас все хорошо! — бодро отрапортовал я. Но Шишкин не повелся, продолжал буравить меня взглядом. На лбу врача прямо неоновыми буквами бежала надпись: «Не пора ли сделать предложение?». Не пора. Но какую-то кость родителям девушки бросить надо. Показать серьезность намерений.

— Хочу позвать Лизу покататься на горных лыжах на зимних каникулах.

— Куда? — заинтересовался Шишкин.

«В Куршавель», — чуть не ляпнул я, улыбнулся:

— Думаю, на Домбай.

— Это не дешевая история.

— Уже скопил на скорой. — отмахнулся я. — Плюс премию обещают. Денег достаточно.

— Ну раз хватит… Ладно, давай пропуск, отмечу.

* * *

На ноябрьские праздники нам опять выпало дежурство. Самое поганое время — народ «разговляется» сразу после демонстрации, а некоторые еще и в процессе начинают. Алкогольные психозы — в народе «белка», обострение язв, чего только не насмотришься.

Ближе к полуночи пьяниц слегка попустило, диспетчера дали инородное тело носа — типа «отдых». Дамочка, задумавшись о вечном, засунула в нос фасолину. Мыслям это поначалу не помешало, и семечко, напитываясь жидкостью, разбухало всё больше, пока не перекрыло полностью ноздрю. Очевидно, в результате усиленной мозговой деятельности было принято решение вытащить помеху с помощью шариковой ручки. Простой, пластмассовой, белого цвета, тридцать пять копеек такая стоит. Сменный стержень — восемь. Короче, не получилось. Только запихала всё дальше и уплотнила.