Пятнадцать ножевых. Том 3

Во время исполнения боевого папуасского танца волосы Трунова слегка растрепались, тщательно выстроенная прическа порушилась, и я увидел проплешину, которую наркологический начальник тщательно скрывал от посторонних взглядов. Да мы комплексуем! О, дело серьезное. Так ведь и до парика недолго. А молодая жена что скажет? Не понадобится ли выяснять уровень кальция в крови вскоре после свадьбы? А то рожкам самое время будет прорезаться.

Мы остались вдвоем с поповичем, глядя на быстро удаляющегося жгучего брюнета.

— Что теперь? — спросил Крестовоздвиженский. — Побежит ведь в верха жаловаться. Трунов памятливый.

— Очень не люблю это делать, но кто там решает вопросы, и я знаю. А самое главное: они знают меня. Если что, я ведь и на запрещенный ход пойти могу, и донести до одного папы весть, что кто-то препятствует поиску лечения для его сына.

— Это я и сам могу, — кивнул попович. — Меня же не просто так на волю отпустили, мол, ищи сам как сможешь. Есть куратор для таких случаев. Я ведь так, по-коллегиальному хотел посоветоваться, узнать мнение. Оказалось, промахнулся.

— Так работа идет? — поинтересовался я.

— Да, набрали алкашей в ЛТП, пообещали на волю выпустить после исследований. На той неделе начинаем.

— Поздравляю, — порадовался я за доктора. — Удачи вам!

— Ничего, если не получится, будем опять голых пациенток ловить, — усмехнулся Крестовоздвиженский.

— Кстати, только что сдали, — чуть тише сказал я, кивнув на приемник. — Ту самую, нашу постоянную. Энцефалопатия, был большой припадок, а потом эквивалент в машине уже.

— Да ты что... — охнул Анатолий Варфоломеевич. — Ну, к тому шло. Может, теперь за ум возьмется.

— Как же, как же... Пока ехали, коньячку просила.

— Горбатого могила исправит, — засмеялся Крестовоздвиженский. — Кстати, был у нас случай такой. Прикрепленный один начал страдать от сенильных изменений. Ну, возраст, все дела. Генерал-лейтенант, грудь в орденах, всё как положено. За какие-то заслуги его к ЦКБ прикрепили, — доктор задумался, вспоминая. — А может, детки наверх залезли. Не помню уже. Короче, дед вспомнил фронтовую юность в окопах и начал запасаться консервами во всех видах. Пенсия приличная, скоро он банками весь балкон забил. Жена ругается, а он только таскает жестянки, ну и ест, соответственно — голодную молодость заедает. Вот как-то нарвался дед на бомбажную банку, и траванулся. Был ли там ботулизм, не помню уже, но откачали, промыли, положили сюда, на Волынку. Жена у этого деда — скволыжная, скандальная баба. Приходила каждый день, концерты старику устраивала. Мол, выпишут — все лично своими руками выкинешь. И что ты думаешь? Выписали его, вернулся домой и первым делом стал доказывать свое. Сразу открыл новую банку.

— Не успели?

— Уже холодный был. На похоронах народ от смеха давился.

— От судьбы не уйдешь, — заметил я. — Мы в прошлом году на городской скорой как-то на целую семью с ботулизмом нарвались. Таранки вяленой поели. Один мужик спасся, бухал.

— Кстати, насчет рыбы. Мне тут из Астрахани привезли такой воблы... Язык проглотить можно! Заезжай послезавтра, я дежурю, подарю одну.

* * *

Кто думает, что Азимовы-родители были рады избавиться от дочери, единственной к тому же, тот глубоко ошибется. Нет, отпустили. Но не сразу. Сначала я, как ветхозаветный царь Валтасар в книге пророка Даниила, был взвешен и оценен. Куда там первому отделу до еврейских папы и мамы, а также дедушек и бабушек. Никакого расизма и дискриминации, моё гойское происхождение никого не волновало. Зато анализу подверглись жилищные условия, родня, и, самое главное, перспективы. Ибо зарплата начинающего врача — не тот приз, который нормальные предки желают своей кровиночке.

Но все проверки я прошел. И квартира моя их удовлетворила, и техника с автомобилем, да и перспективы оказались намного радужнее, чем им представлялось после слов «заканчиваю Сеченовку, шестой курс». Короче, мой несбывшийся конкурент, старый доцент Рубинчик, вполне, кстати, реальный персонаж, проиграл мне на всех фронтах. Свадьбу прагматично решили отложить. Вот про это мероприятие они сами придумали, ни я, ни Аня даже слова такого не произнесли. В том числе и про себя.

Подлый гад Кузьма новую жительницу нашей квартиры признал, очевидно, в память о тех временах, когда бессовестно обжирался у нее в гостях. Рыжая скотина теперь предпочитала греться на дамских коленях, совершенно игнорируя моё существование. Нет, рыбу от меня он принимал, но и только. Ничего, вот запихну тебя в картонную коробку, отвезу к ветеринару, будешь потом знать, сладок ли хлеб предателя.

Естественно, в квартире сразу же стало тесно. Холостяки даже не могут себе представить, сколько места занимают баночки и тюбики с веществами непонятного предназначения. А если вспомнить про женское бельё, то понимаешь — уместиться всё это может только в самолетном ангаре. Если будет получено разрешение трамбовать вещи сапогом.