«Пятнадцать радостей брака» и другие сочинения французских авторов XIV-XV веков

Дама и гостьи ее чешут языками вовсю, судят и рядят обо всем напропалую; им и горя нет, что муж об эту пору где-то бегает, высуня язык, по делам. И ежели на улице дождь, или снег, или град, какая-нибудь из кумушек, бывает, промолвит: «Ах ты, господи, каково моему-то скитаться по такой погоде!» На что другая ей тут же возразит, что ничего, мол, не растает, ему и так хорошо. А коли случится, что недостанет им того или сего, одна из них обязательно скажет даме: «Вот уж правда, милая моя, дивлюсь я, да и все мы тут дивимся предостаточно, как это вашему супругу столь мало дела до вас и дитяти. А прикиньте-ка, что он вытворять станет, когда у вас будет их пять или шесть! Видать по всему, что он вовсе вас не любит, а ведь какую честь вы ему оказали, взявши в мужья — при его-то сословии!» — «Да клянусь вам, милая моя, — вступает другая кумушка, — ежели бы мой муж таково со мною обходился, я бы ему ослепнуть пожелала!» — «Послушайтесь меня, душенька, — поет третья, — не потакайте ему эдак, позволяя топтать вас ногами; не то увидите, как он разойдется к следующим вашим родам». — «Ах, кузина! — причитает четвертая. — Не могу постичь, как это вы, такая достойная женщина, хорошего рода, вышли за неровню, — это ведь всем известно, — да еще терпите его выходки; вот он и с нами теперь скверно обходится». Выслушав их всех, дама и говорит: «Правда ваша, подруги мои и кузины, злой он человек и нравный, уж и не знаю, что мне делать». — «Нравный, говорите? — восклицает одна из кумушек. — Да вот спросите-ка всех наших товарок, они вам скажут и подтвердят, что когда я вышла замуж за своего, то они остерегали меня: он, мол, такой бешеный, что убьет тебя, глазом не моргнув; так вот, слава тебе Господи, я его с тех пор таково укротила, что он скорее даст руку себе отрубить, нежели хотя бы в мыслях причинит мне зло или неудовольствие. Правду скажу: поначалу он было попробовал блажить и словами и делом, но, Господь мне свидетель, я его быстро окоротила и делом, и словами, и, когда ему разок-другой вздумалось руку на меня поднять, он горько в том раскаялся, ибо в ответ получил вдвое, и после сам даже признавался одной моей подруге, что нет ему на меня никакой управы, разве что убить меня до смерти. Слава богу, я до того дело довела, что нынче могу и говорить, и делать, что мне вздумается, — последнее-то слово все равно за мной, будь я хоть права, хоть виновата. Тут ведь зевать не приходится: либо ты его, либо он тебя, и, поверьте мне, нет такого буйного мужа, из которого жена не смогла бы сделать доброго и сговорчивого, ежели сумеет взяться за него с умом. Клянусь святой Катериной, подружка моя, не хватало еще, чтобы он сейчас явился в дом да подбил вам глаз!» — «Верно, кузина, — подхватывает другая, — вы уж затаитесь да помалкивайте, не попадайтесь ему под горячую-то руку!» Вот как расписывают подружки жене ее беднягу-мужа. Да притом хлещут его вино, точно в бездонную бочку льют, а после прощаются с хозяйкою до завтрашнего дня, обещая с утра опять заявиться в дом и проверить, как супруг обошелся с нею, и, ежели что не так, поговорить с ним напрямик, без обиняков.