– Надеюсь, вам понравился чай? – поинтересовался он с улыбкой, снова напяливая мне на голову мешок и поднимая меня со стула. – Тут весь секрет в том, чтобы кипятить воду на медленном огне.
Меня отвезли на то же место, откуда забрали, – к западному входу в парк Бэйхай. Занятия в университете начинались всего через полчаса, поэтому мне пришлось бежать бегом. Однако я все же опоздал на две минуты. Студенты при моем появлении лишь негромко рассмеялись – к счастью, у них, судя по всему, и в мыслях не было упрекать меня за задержку. С трудом переводя дух, я прочитал им лекцию о коллективизации сельского хозяйства и пользе применения химических удобрений. Закончив занятия на три минуты раньше положенного срока, я попрощался с аудиторией и опрометью бросился в туалет, чувствуя, что мой мочевой пузырь вот-вот лопнет.
Ждать мне пришлось четыре дня.
Все это время я пребывал в состоянии бессильного бешенства, хотя прекрасно понимал, что члены Китайского филиала клуба «Хронос» самым тщательным образом проверяют меня самого и мою легенду. Я был уверен, что они не найдут никаких сведений, которые не должны были попасть в чужие руки. Для того чтобы установить связь между Профессором-Бубнилой и реальным Гарри Огастом, нужно было потратить целую жизнь. На пятый день, когда я выходил из здания университета, собираясь отправиться домой, меня окликнули.
Обернувшись, я увидел девушку-подростка, ту самую, с которой встречался в доме на берегу заросшего пруда. Она была одета в куртку и мешковатые штаны цвета хаки. На плече болтался небольшой ранец.
– Я могу поговорить с вами, профессор? – спросила она.
На этот раз девушка показалась мне похожей на ребенка. Я кивнул и сделал рукой жест в сторону улицы, сказав:
– Позвольте мне взять мой велосипед.
Мы медленно зашагали по улице. Я чувствовал, что цвет моей кожи и необычная для местного населения форма носа, как всегда, словно магнитом притягивают к себе взгляды прохожих. То, что рядом со мной шла девушка-китаянка, лишь еще больше усиливало их любопытство.
– Я должна вас поздравить, – сказала моя спутница. – Вы очень хорошо подготовились. Все документы и все ваши контакты свидетельствуют о том, что вы именно тот, за кого себя выдаете. Это большое достижение, если учесть, что на самом деле это не так.
Я пожал плечами, внимательно разглядывая прохожих в поисках кого-нибудь, кто проявлял бы интерес к нашей беседе.
– У меня было достаточно времени, чтобы сделать все, как надо.
– По всей видимости, именно ваше умение вводить других в заблуждение помогло вам избежать судьбы многих, кому повезло меньше вас. Наверное, это ваша изворотливость позволила вам не стать жертвой процедуры Забвения.
– В предыдущей жизни я был уже мертв, когда разразился Уотергейтский скандал. Полагаю, это сыграло гораздо более важную роль.
– Наверное, вы правы. Первые признаки приближающейся катастрофы появились только в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году. Именно тогда члены клуба начали исчезать. Поначалу мы думали, что их просто убивают и хоронят тела в безымянных могилах. Такое случалось и раньше, когда власти начинали проявлять к нам слишком большой интерес, – и, вероятно, будет случаться и в дальнейшем. Но оказалось, что дела обстоят гораздо хуже. Те, кого похищали и убивали, перед смертью подвергались процедуре стирания памяти, а это, как вы знаете, та форма смерти, которая для клуба совершенно неприемлема. Здесь, в Пекине, процедуре Забвения были подвергнуты одиннадцать наших людей, еще трое были убиты до рождения.
– Судя по тому, что рассказывали мне члены других отделений клуба, – осторожно заметил я, – у них события развивались по той же схеме.
– Есть еще кое-какие закономерности, – кивнув, продолжила моя собеседница. – До тысяча восемьсот девяносто шестого года не было зафиксировано ни одного убийства члена клуба в утробе матери. Значит, тот, кто совершает убийства, слишком молод, чтобы творить эти страшные дела до того времени. Учитывая, что интеллект взрослого человека и способность действовать соответствующим образом появляются у таких, как мы, в возрасте четырех-пяти лет…
– …убийца родился приблизительно в тысяча восемьсот девяностом году, – тихо пробормотал я.
Моя спутница снова кивнула. Мы свернули за угол и оказались в толпе идущих нам навстречу студентов, направлявшихся на занятия. Несколько групп шли шеренгами, неся в руках большие лозунги, которые призывали студенческие массы к единению во имя успеха политики Большого скачка.
– Жертвами убийств до рождения становятся члены клуба, к тому времени достигшие зрелого возраста, – снова заговорила девушка. – Складывается впечатление, что из наших рядов пытаются выбить наиболее активных членов клуба, способных вмешаться в события, происходящие в начале двадцатого века. Разумеется, их устранение наносит тяжелый ущерб будущим поколениям, живущим в более поздние годы того же столетия. Это гораздо хуже, чем если бы устранению подверглись, к примеру, вы или я.
– Вы напрасно себя недооцениваете, – попытался пошутить я, но моя спутница даже не улыбнулась.