Пятнадцать жизней Гарри Огаста

Где бы он ни находился, для меня было очевидно, что он не бездействует. В продаже уже появились цветные телевизоры, а ученые спорили о том, когда человек впервые ступит на поверхность Луны. Америка была на подъеме – страна-победительница, несокрушимая и успешная. Началась ядерная эра, и казалось, что уже совсем скоро люди будут летать в ракетах на работу. Темной тучей на горизонте была советская угроза, но большинство американцев пребывали в уверенности, что с ней как-нибудь удастся справиться – как и приструнить тех немногих граждан внутри страны, которые стали жертвой вражеской пропаганды. Черт возьми, ведь хорошие парни всегда побеждают! Раньше мне доводилось подолгу жить в Америке, но я впервые оказался в Штатах практически сразу после окончания Второй мировой войны. Движение в защиту гражданских прав, Вьетнам, Уотергейт – все это было еще в будущем.

На этот раз меня поразила теплота оказанного мне в Америке приема. Я постоянно слышал приветственные возгласы и дружелюбные реплики в свой адрес, даже когда заходил в аптеку, чтобы купить зубную щетку («Отличный выбор, сэр!»). Не мог я не обратить внимания и на то, что в магазинах продавались товары для дома, которых еще не должно было быть в природе. Сидя в гостиничном номере и глядя на экран цветного телевизора, я невольно подумал, сможет ли сенатор Маккарти собрать вокруг себя так много сторонников, если любой может увидеть неприятные красные пятна на его лице. В черно-белом варианте сенатор выглядел куда более презентабельно и в гораздо большей степени внушал доверие.

К счастью, не я один заметил, что Америка совершила технологический прорыв. В средствах массовой информации то и дело появлялись статьи о новых научных открытиях. Журналы окрестили период с 1945 по 1950 год эпохой изобретений. Выступая по телевидению, Эйзенхауэр предупредил нацию не только о том, что военно-промышленный комплекс набирает чрезмерный вес и влияние, но и об опасностях, которые несет с собой эпоха стали, меди и беспроводных технологий. К 1953 году фонари в крупных американских городах заменили на галогенные, самым популярным антидепрессантом стал валиум, а громоздкие и неудобные очки стали уступать место контактным линзам. Я же с изумлением наблюдал, как общество 1953 года с жадностью и некоторой опаской потребляет технологии 60-х.

Больше всего меня злило то, что установить, кто именно является автором той или иной революционной идеи, было крайне сложно. Изобретения рождались практически одновременно сразу в нескольких научных центрах или компаниях. Они потом долго и яростно грызлись за обладание патентом, а новая технология тем временем неудержимо и необратимо, словно вирус, распространялась по стране. Я потратил целых два года, чтобы выявить источник появления нескольких из них, но, к моей ярости и разочарованию, так ничего и не добился. Еще одной опасной тенденцией было то, что Советский Союз самым активным образом использовал свою агентуру для кражи американских технических достижений и делал это весьма успешно. В СССР ворованные идеи продолжали разрабатываться, и это еще больше ускоряло технологическую гонку.

Ответ на беспокоящий меня вопрос удалось получить у профессора химии Массачусетского технологического института Адама Шофилда. Мы встретились с ним на симпозиуме под названием «Инновации, эксперименты и новая эра». После окончания мероприятия мы с профессором уселись за столик в баре отеля, где оно проходило, и долго говорили о машинах, книгах, спорте, грядущей президентской избирательной кампании, пока в конце концов не подошли к теме, которая являлась научной специализацией моего собеседника, – проблеме получения энергии из биомассы.

– Знаете что, Гарри? – сказал Шофилд, склоняясь к стоящей на столе бутылке портвейна, которую мы успели опорожнить наполовину. – Когда я говорю о своих научных достижениях, я чувствую себя лжецом.

– Почему же, профессор? – поинтересовался я.

– Сейчас объясню. Если у нас есть хорошая идея, мы можем благодаря ей добиться чего угодно. Но откуда идеи берутся – вот вопрос. Раньше я говорил людям, что они приходят ко мне во сне. Но это же чушь. Вы бы в такое поверили? Взять, например, ту, над которой я работаю сейчас.

– Разумеется, не поверил бы. И откуда же взялась последняя из ваших идей?

– Представьте, она была изложена в самом обыкновенном письме, которое пришло мне по почте! Там столько всего было наворочено, что мне потребовалось целых четыре дня, чтобы разобраться, что к чему. Но когда наконец до меня дошло, я был просто в шоке. Одно вам скажу: тот парень который прислал мне это письмо, кто бы он ни был, – настоящий гений.

– Значит, вы не знаете, кто он?

– Нет, – ответил мой собеседник, – но…

– А то письмо все еще у вас?

– Конечно! Я держу его в ящике стола. Когда меня об этом спрашивают, я всегда говорю все как есть – не хочу, чтобы в один прекрасный день автор письма засудил меня за то, что я воспользовался его наработками. А вот руководство факультета настаивает, чтобы я об этом не распространялся.

Вот он, тот момент, которого я так должно ждал…