Если бы на собрании клуба «Хронос» побывал посторонний, картина, представшая перед его взором, показалась бы ему очень странной. Члены клуба постоянно входили и выходили из помещения, где шла дискуссия. Тем не менее в каждый отдельно взятый момент времени зал был практически полон – как-никак собрались все участники регионального представительства. Все они заблаговременно получили приглашение в виде карточки с золотой каймой. В повестке дня собрания был обозначен приближающийся конец света. На момент проведения мероприятия я, шестилетний, был самым молодым участником слета, а самым старым – восьмидесятидвухлетний Уилбур Маун. Будучи ребенком, он встречался с герцогом Веллингтонским, а став молодым человеком, общался в Лондоне с людьми, одни из которых сражались за победу революции во Франции, а другие – пытались ее подавить. Именно Уилбур, которому вскоре предстояло в очередной раз умереть, должен был стать нашим очередным курьером и доставить в прошлое, в 1844 год, наше послание о том, что мир гибнет и мы не знаем, почему это происходит.
На собрании мы пытались решить вопрос о том, что нам делать в сложившейся ситуации.
– Ничего! – заявил Филип Хоппер, сын девонского фермера, искатель приключений, который шесть раз погибал в годы Второй мировой войны, два раза во время войны в Корее и один раз во Вьетнаме. – У нас очень мало информации, а факторов, которые воздействуют на окружающий мир, слишком много. Нам необходимо больше данных, но в любом случае мы вряд ли сможем понять, что является причиной происходящих изменений.
Затем слово взяла Анна, представительница российской аристократии, в 1904 году эмигрировавшая из России в поисках более комфортной жизни.
– Мне кажется, – сказала она, – проблема в том, что все процессы ускоряются. Конец света с каждой следующей жизнью приближается все быстрее. Это означает, что в мире происходят какие-то изменения. Необходимо понять, что является причиной этих изменений.
Анна посмотрела на меня. Мне предстояло выполнить функцию почтальона, который должен был доставить послание в будущее. В то же время, поскольку я был самым молодым среди собравшихся, подразумевалось, что у меня будет возможность выяснить, какой точки зрения на волнующий нас вопрос придерживается наука в конце 90-х годов XX века.
– Во всех наших жизнях, – сказал я, – мир вокруг нас не меняется. В каждой из них происходит восстание тысяча девятьсот семнадцатого года в России; всякий раз в тысяча девятьсот тридцать седьмом году начинается Вторая мировая война. Кеннеди всякий раз убивают, а поезда всегда опаздывают. Есть некие неизбежные, обязательные события, которые, насколько мы можем судить, происходят всегда. Похоже, единственный подверженный изменениям элемент – это мы сами. Если мир меняется, значит, его меняем мы.
– Это против правил клуба «Хронос»! – с яростью выкрикнула Черити.
– Следовательно, – продолжил я, глядя на свои свисающие со стула ноги, не достававшие до пола, – вопрос состоит не в том, почему мир меняется. Вопрос в том, кто его меняет.
Глава 30
Убить уроборана трудно, но убить обычного смертного, на мой взгляд, зачастую бывает еще труднее. Вы не можете, умертвив его в одной из своих жизней, считать, что расправились с ним раз и навсегда. Получается, что в каждой из ваших жизней убийство надо повторять, так что со временем оно становится таким же рутинным действием, как, скажем, чистка зубов. Но подобная последовательность в таких вещах необходима.
Был 1951 год, и я жил в Лондоне.
Ее звали Розмари Доусетт. Ей было двадцать девять лет, и она очень любила деньги. Я же был одинок, и она мне нравилась. Не стану утверждать, что нас объединяло глубокое взаимное чувство, но тем не менее наши отношения были честными. Я не требовал от нее верности, а она не делала попыток откровенно тянуть из меня деньги, хотя было очевидно, что мужчина я далеко не бедный. Однажды она не пришла на свидание. Я отправился к ней домой и обнаружил ее лежащей в наполненной водой ванне с перерезанными венами на запястьях. Полиция пришла к выводу, что это было самоубийство, и закрыла дело. Я, однако, обнаружил одну странность. Порез на правой руке оказался слишком глубоким, рассеченными оказались не только вены, но и сухожилия. С подобной травмой Розмари не удалось бы сделать разрез на левом запястье. Кроме того, характер ран был таков, что сразу становилось ясно: они были нанесены без малейших колебаний, с решительностью, которую самоубийцы в подобных случаях проявляют довольно редко. Не было обнаружено и прощальной записки. Как человек, имеющий определенный опыт самоуничтожения, я сразу понял, что в данном случае речь идет об убийстве.