Пятничная я. Умереть, чтобы жить (СИ)

— Чего разорался? Хочешь, чтобы свидетели набежали?

— Я не… Не…

— Тогда заткнись и наслаждайся, сука! Знаешь, у нас говорят: «Кто к нам с мечом придет — тот от него и погибнет». А ты заявился с членом. Чуешь, к чему веду?

— Нет! Не на…

— Что «не на»? — продолжала шипеть Янис-Эль, потому как ее улыбка вновь стала «неотразимой», так что заострившиеся зубы и вытянувшиеся клыки цеплялись друг за друга. Да и вообще челюсти просто-таки сводило от злости.

Очень хотелось рассмотреть подлеца, но свеча стояла далеко — где-то на прикроватном столике. Да и чтобы зажечь ее, потребовалось бы выпустить из рук этого долбодура, который продолжал скулить от боли и страха. Янис-Эль придавила ему шею еще чуть сильнее и вновь выкрутила яйца, сопровождая каждый оборот словами:

— Стало быть, я спать была должна? Хотел потрахаться по-тихому, да? Нравится, когда без согласия, насильно?

Тело под ней продолжало хрипеть и биться. Оставалось лишь пожалеть, что давний сон, в котором у нее внезапно появились мужские первичные половые признаки, был лишь сном. А так было бы круто засадить этой падали по самые гланды, чтобы навек запомнил. Напоследок почти выдрав захваченные яйца с корнем, Янис-Эль встала на ноги и отвесила по выставленному вражьему заду здоровый пинок.

Гость опять взвизгнул и, судя по звукам, кинулся прочь — коленки застучали по полу. Янис-Эль погналась за ним и в запальчивости попыталась еще прибавить ему ускорения, но запуталась в слишком длинном подоле чертовой ночнушки, упустила время, так что в итоге вместо мягкой плоти попала ногой по чему-то твердому — скорее всего, по стулу у двери — и теперь взвыла от боли сама. Попрыгав немного, сжимая ладонями отбитые пальцы и матерясь, она, хромая, выскочила в коридор, но там тоже царила кромешная тьма и, что поразительно, глухая могильная тишина. Любитель сладенького словно взлетел или в воздухе растворился — не было слышно ни топота, ни даже звука дыхания…

«Ладно, пусть побегает, — решила Янис-Эль. — Завтра уже вряд ли таким шустрым будет, тварь». Доковыляв до прикроватного столика, она все-таки запалила свечу. После чернильной темноты, которая царила в комнате до того, маленький язычок пламени показался ослепительным, и поначалу пришлось зажмуриться. Зато потом получилось осмотреться. Проклятый стул валялся на боку. Дверь в коридор была приоткрыта. Янис-Эль попыталась собрать в кучку расплавленные гневом мозги. Раз носитель свежеоторванных яиц убежал именно в коридор, значит, скорее всего, посетителем, охочим до запретных ночных забав, был не ее новообретенный супруг. Скорее всего…

И чтоб ей начать ощупывать этой гниде не «погремушку», а уши! Как бы сразу сузился круг подозреваемых! От одного только воспоминания о чужой плоти в пальцах стало мерзко. Отодвинув от себя руку так далеко, как было возможно, Янис-Эль отнесла ее к стоявшему у дальней стены на тумбе кувшину с водой для умывания, а после долго оттирала пальцы, продолжая глухо и монотонно материться.

Наконец удовлетворившись достигнутой чистотой, она закрыла дверь в коридор и, немного повозившись, приперла ее под ручку тем самым тяжелым стулом, об который чуть не сломала палец на ноге. Хоть что-то… Кто ж знал, что в этом проклятущем доме кому-то придет в голову покушаться на ее честь с подобной наглостью? Нет, ну какая сволочь! Интересно, кто это был? Логика подсказывала, что кто угодно: и «дорогой дядюшка» Титус, который так мечтал осчастливить племянницу порцией здорового секса, и святой отец Халльрод — истый поклонник учения святого Вазилеоса, блин, который на соски Янис-Эль вчера разве что слюной не капал, и тот солдат из свиты Титуса, которого она на постоялом дворе послала покрутиться на корешке Вечного леса, и… И все-таки муженек, который, по словам Халльрода, уже оправился от своего странного приступа и, вполне возможно, надумал заявиться к своей женушке, чтобы выполнить супружеский долг… Формально он, конечно, был в своем праве, но чисто по-человечески… Да и по-эльфийски тоже… А еще: почему тогда через «задние ворота»?

Нет. Все же нет. Гость был уверен, что Янис-Эль будет спать. Следовательно, как-то организовал (или думал, что организовал) снотворное ей в еду или питье… Но ела тут Янис-Эль всего один раз — в купальне, и ее «дорогой супруг» в этот момент уже был в отключке… Распорядился до того? Но когда? Сразу после «свадьбы», на которую Янис-Эль позабыли пригласить? Потому как потом ему заниматься этим точно было некогда. Возможностей озаботиться «правильным» питьем для юной фьорнэ имелось куда больше у других… Янис-Эль мотнула головой. Да. Все так. Но убедиться в верности построений все же стоило.

Подойдя к той двери, что вела в апартаменты мужа, Янис-Эль приоткрыла ее, поднимая свечу повыше. В спальне у дора Несланда тоже царила полная тьма, в которой было отчетливо слышно неровное дыхание. Так мог дышать больной… Или тот, кто только что пережил нечто неожиданное и болезненное. Дьявольщина. Вопрос оставлять открытым было нельзя.