Пятнистая смерть

Царь откинулся назад, облегченно перевел дух и скупо улыбнулся. Попалась.

- А-а, - наивно протянул Утана. - Вот оно что. Ну, хорошо. Пусть государь женится. Только, - Утана обвел присутствующих глуповатым взглядом и, незаметно для других, подмигнул сонному Крезу, - согласится ли Томруз выйти замуж за чужого царя? Не получилось бы, как в пословице: "В доме невесты еще ничего не слышно, а у жениха уже музыка и танцы".

Птицелов осторожно сунул руку под таз. Пошарил под ним, прикусив губу от нетерпения, коротко вскрикнул и, торжествуя, извлек из ловушки добычу, зажатую в кулаке.

- Надо постараться, чтоб согласилась! - Куруш выпрямился. Живо подтянулись Виштаспа, Крез, Гау-Барува. Утана снял с лица, как повязку, дурашливое выражение. - Вот и поспособствуешь ты мне в этом деле, Утана! Оставишь караван в Марге [Марг - ныне Мары, город в Туркменистане] и вместе с Гау-Барувой поедешь за Аранху сватать Томруз. Думаю, не сочтет мой брат Утана маленькую услугу за тяжкий труд?

Гау-Барува раскраснелся от удовольствия. Так! Отвертись, гордец.

Утана, тихий и смирный, прикинул что-то в уме, почесывая левую бровь и облизывая языком правый уголок полураскрытого рта. В разноцветных глазах, черном и голубом, искрой мелькнула удачная мысль. Он встряхнул головой - опять лениво-веселый, довольный собой и жизнью.

- Оказать услугу тебе - великое счастье, пресветлый государь! Я готов. Мы с Гау-Барувой завтра же выйдем в путь.

Помолчав, он добавил, будто между прочим, словно говорил о пустяке:

- До сих пор я торговал с аранхскими саками через посредников маргских. Они же, чтоб им пропасть, обдирают бедных персидских купцов хлеще истинных грабителей с дороги. Зачем оставлять караван в Марге? Я поведу его за Аранху, поскольку выпал столь удачный случай. Заодно со сватовством потягаемся с такими-сякими саками, посмотрим, что из этого выйдет...

И Утана невинными глазами поглядел на царя.

Гау-Барува застонал от ярости. О неисправимый! Но царь, против ожидания Гау-Барувы, был доволен.

Мальчишка дергал синицу за хвост, стараясь выдрать ей перья.

Куруш одобрительно покачивал головой. Ага! Это - хорошо. Дело, им задуманное, совпало с нуждою Утаны? Очень хорошо. Купец, стремясь выгодно сбыть горшки, ловко уладит и сватовство. Крупный караван привлечет саков, подкупит и смягчит сердце Томруз.

- Ай! - вскрикнул птицелов. Синица не выдержала, затрепыхалась, рванулась изо всех своих крохотных сил и - упорхнула.

Мальчишка противно заныл.

Куруш мрачно насупился. Он отвернулся от неудачливого охотника и сказал холодно:

- Я тоже... я выеду с вами и остановлюсь в Ниссайе. Чтоб находиться поближе к Аранхе.

Когда могучий тигр медлительно и грозно выступает по охотничьей тропе, зверем, исполненным силы, кажется и воровато семенящий сзади, чуть сбоку, неизменный спутник тигра - желтый шакал. Ему как бы передается частица мощи, исходящей от тигра. На него простирается доля страха и почтения, с которыми глядит трепещущая чангала на полосатого хозяина зарослей.

Но стоит шакалу остаться одному, он сразу же становится самим собой мелким хищником, грязным, хитрым, трусливым и злобным животным, распространяющим вокруг себя зловоние.

До гибели Белого отца Дато слыл умным, спокойным, рассудительным стариком, знатоком древних обычаев, человеком тихим и скромным - част света, излучаемого вождем, заметно отражалась на сопровождавшем его всегда и повсюду невзрачном двойнике.

Но вот источник света погас, и перед саками предстало существо темное, уродливое и дурное, обуреваемое завистью и местью.

Со дня совета Дато не мог, как говорится, ни спать, ни есть, ни встать, ни сесть - охал, кряхтел, стонал, ругался, ворочался на пыльном черном войлоке, исступленно мечтая о войлоке чистом и белом. И так извелся бедняга, что высох, как труп, зарытый в песок. Обманули Дато. Обокрали Дато. Обидели несчастного Дато.

Однажды, по дороге от своих шатров к ставке Томруз, медленно взбираясь на плотно слежавшийся бархан, он встретил стрелка Хугаву.

Трудно было старику подниматься по склону - ноги заплетаются, палка вот-вот вывалится из трясущихся пальцев. Хугава поспешно спрыгнул с коня и заботливо поддержал Дато под локоть.

- Не прикасайся ко мне! - остервенело закричал Дато. - Не трогай меня нечистой рукой. Я вижу на твоей ладони след греха. На ней еще не высох пот распутной Томруз. Что? Ты еще не устал от объятий старухи? Где совесть? Прельстился женщиной, сын которой годится тебе в младшие братья. О негодяй! Хочешь рукою Томруз вырвать у меня власть? Не удастся. Я все знаю. Дато не перехитрить. Старая кожа крепка, старая кость тверда. Старую птицу приманкой не проведешь. Старый бык и ночью найдет путь в загон. Прочь!

Подобно черепахе, у которой пополам треснул панцирь, кое-как уполз Дато за гребень бархана.

Долго стоял Хугава внизу, одурело уставившись в корявые следы свихнувшегося старейшины. Он постучал себя кулаком по виску, стараясь хоть немного прояснить мозг и, рассеянно взглянув на коня, бездумно взобрался ему на спину.