Пятница, Кольцевая

И вдруг она расплакалась, но, плача, не могла не смеяться одновременно: это были первые слезы облегчения за много месяцев ожидания, отчаяния и надежды. Или даже не месяцев — лет, прожитых с горькой уверенностью в том, что ни любви, ни веры не существует на свете. И, вызывая горячий стыд, полыхнула в памяти фраза, услышанная ею о себе давным-давно на барселонском пляже: «Алмазная леди». Тогда, узнав, какой ее видят со стороны, Саша испытала нечто вроде злой гордости… «Говорите, „алмаз“? Верно, алмаз! Должна же я отгородиться от вас, готовых меня предать, всеми своими гранями!» Но сейчас, омывая лицо столь непривычными счастливыми слезами, она готова была кричать всем этим людям, знавшим ее в прошлом, о том, как они обознались, приняв уродливо застывшую от боли душу за окаменевшую навек. Вот, посмотрите на ваш несокрушимый камень: тает на глазах…

Райский сад

Даже имя у нее было какое-то вычурное, нерусское — Инга, а уж внешность — тем более: в ее-то годы — ни намека на женские округлости, поджарая вся, подобранная, как борзая собака. Официально это, кажется, называется «спортивное телосложение», но что название, если на женщину ты толком не похожа! Да еще и рост невысокий: ну ни дать ни взять — мальчишка-подросток. Из тех, что любят огреть портфелем по голове.

Кстати, о голове: прическа у Инги была соответствующая — вперед, к спортивным рекордам! Не ежик, конечно, но слишком короткая для женщины. К тому же вызывающая. Мол, смотрите, какая я молоденькая — могу себе позволить, чтобы в шевелюре была целая палитра из рыжего, бордового и иже с ними! А ведь мы с ней одного возраста! Но Инга, похоже, не заморачивалась тем, что каждому возрасту — свой внешний вид: шорты, маечки, мини-юбки… Словно и не мать своей десятилетней дочери, а старшая сестра. Так же бегает вприпрыжку…

Признаться, для меня оставалось мучительной загадкой, почему приходящие и уходящие годы скатываются с нее, как с гуся вода. Я внимательно изучала ее лицо: да, морщинки имеются. Да, кожа не так безупречна, как в юности. Да, когда она смеется, вокруг глаз неизбежно обозначаются «куриные лапки». Но при этом — девчонка, черт ее побери! Что ж (на этом месте размышлений я обычно снисходительно усмехалась), пусть себе тешится этой иллюзией вечной молодости! Я в отличие от нее готова спокойно признать свой возраст и не чураться его.

А ведь при первом знакомстве — стыдно сказать! — я восхитилась ее «вечнозеленой» внешностью. Восхитилась и тем, какие удивительные вещи она рассказывает о своих предках. Оказывается, имя Инга считалось в их семье чем-то вроде реликвии — памятью о скандинавских корнях. Давным-давно, еще в петровские времена, шведский мастеровой Инге, корабельный плотник, появился в России, как и множество других иноземных мастеров, выписанных царем-реформатором для строительства флота. Параллельно с исполнением своих прямых обязанностей этот Инге успевал бегать на свидания к некой местной красавице и добегался до того, что решил повести ее под венец. Однако — вспомним крепостное право! — барин, владевший девушкой, отказался продавать свою собственность. Возможно, он рассчитывал, что швед пойдет на попятный, а красавица, отплакав свое, уступит настойчивому барскому интересу, но скандинав оказался непоколебим. Он остался со своей возлюбленной на долгие годы, и со временем барин, махнув на все рукой, позволил сыграть свадьбу. А швед к тому моменту уже вполне обжился в России, да и хлопотно было возвращаться на родину с десятком внебрачных детей от его большой русской любви. Так и потянулась эта романтическая история через века — к правнукам и праправнукам. А в их числе — и к Инге.

Выслушав эти красивые небылицы год назад, я, помнится, восхищенно поддакнула: ах, любовь, любовь! Но сейчас мне претило воспоминание о своей восторженной реакции: теперь-то я понимала, что определяющим для Инги в тот момент было не занять друзей интересным разговором, а выделиться на общем фоне любой ценой. Да, собственно, это было лейтмотивом всего ее существования — выделиться! Ценой невероятных россказней, ценой немыслимого цвета волос, ценой противоречия собственному возрасту. Мне бы не принимать близко к сердцу ее вечное стремление быть «впереди на лихом коне», но почему-то я никак не могла не чувствовать себя уязвленной. Этот огненный вихрь на голове, это тело-струна, эти завораживающие рассказы… Ну зачем это все взялось в моей жизни?! Кто просил?! И когда наконец я избавлюсь от этого наваждения, вернувшись к врачующему душу покою?!